Е. Ясин

Я представляю правительство, которое потенциально является обвиняемым. Этот мотив звучал в докладе Л. Абалкина, таково, ви­димо, настроение данной аудитории. Тем не менее я рассчитываю на непредвзятое отношение, на способность воспринимать аргументы.

Верно, правительство находится в непростом положении, посколь­ку ситуация в экономике предельно сложная, кризис затягивается и любая критика в адрес правительства представляется обоснованной. Хотя, если подходить с научной точки зрения, а мы вроде бы присутствуем на научной конференции, то сама по себе сложность положе­ния в экономике недостаточна для обвинений. Надо еще доказать, что она есть результат только политики правительства, а не след­ствие каких-либо иных факторов. При этом проведение прямой причинной связи: плохой результат - значит, плохая политика, вывод, пригодный для обыденного сознания, но не для науки.

Первая позиция, которую я хотел бы обозначить, такова. Тема нашей конференции - роль государства в экономике и в процессе перехода к рыночной экономике в особенности. Этой теме посвящен основной доклад Л. Абалкина. Должен сказать, что положения этого доклада, если не считать некоторых неточностей и эмоциональных оценок, не вызывают никаких возражений. Я готов подписаться под любым из них, включая и тезис о том, что намеченная правительством жилищно-коммунальная реформа не может быть сведена только к изъятию у населения 100 трлн. руб. Полностью согласен с этим и у правительства нет таких замыслов. Более того, с самого начала оно исходило и исходит из того, что ничего подобного делать нельзя.

Но если правительство и оппоненты во всем согласны друг с другом в том, что касается общих положений о роли государства в экономике в переходный период, то в чем же тогда предмет дискуссии? Полагаю все же, что предмет дискуссии есть и он только как-то завуалирован докладчиком, поэтому хочу обострить постановку проблемы.

Бессмысленно отрицать роль государства в рыночной экономи­ке. Реально, явно или не явно, "стрелы" критики направлены на то, что, начав реформы в 1992 г., правительство резко ослабило роль государства. Именно это обстоятельство, то есть политика либерали­зации, называется в качестве причины сегодняшней кризисной ситуа­ции. Именно либеральную политику и особенно резкий переход к ней, обозначаемый термином "шоковая терапия", предлагается считать ошибкой, повлекшей за собой многие наши нынешние беды. С этим тезисом я решительно не согласен.

Не стану при этом утверждать, что ослабление роли государства не происходило и не оказывало никакого негативного влияния. Воп­рос в том, можно ли было в сложившемся историческом контексте не делать этого? И если не делать, то не было бы негативное влияние от этого "неделания" еще больше?

Исторический контекст событий заключался в том, что на предыдущем этапе существовала командная экономика: государственные цены, государственные заказы, фонды и наряды на материальные ресурсы, то есть директивное планирование со всеми своими основными институтами. Особенность этой экономической системы состо­ит в том, что она не может длительно сосуществовать с институтами рыночной экономики: либо побеждает командная экономика, так было в начале 30-х годов, либо побеждает рыночная, но совместное их существование ослабляет экономику. Подчеркну: речь идет о тех формах государственного регулирования, которые присущи именно ко­мандной экономике.

В период до 1992 г. командная экономика была уже значительно ослаблена. Предшествующие реформы, особенно законы о предприя­тии, о кооперации, об аренде, ввели ряд рыночных отношений, которые оказывали свое разлагающее влияние вместе с крупными "прорехами" финансовой политики того времени и иными факторами нарастающего кризиса. Как раз межеумочность политики, стремление сделать переход как можно более плавным, не считаясь с обстановкой, тогда как основ­ные рычаги централизованного планирования уже были практически утрачены властью, и вели к неуклонному ухудшению ситуации.

В тот период стало уже бессмысленно и вредно говорить об усилении роли государства, которое однозначно понималось в прежних терминах. Либерализация представлялась и реально была тогда единственным разумным выходом. Она означала прежде всего отказ от контроля за ценами и хозяйственными связями, то есть демонтаж основ плановораспределительной системы.

Можно спорить о том, нужно ли было снимать контроль сразу над всеми ценами или делать это поэтапно, как, скажем, было пре­дусмотрено в программе "500 дней". Я готов признать собственные ошибки, поскольку долго настаивал на поэтапности. Правильной была тогда возможно более широкая либерализация, потому что, во-пер­вых, неформально она уже спонтанно шла и пора было признавать факты, и во-вторых, общеизвестно, что поэтапная либерализация цен только усиливает ценовые диспропорции и подталкивает инфляцию. Наш опыт лишь подтвердил этот вывод.

Таким образом, либерализм, который сегодня осуждается едва ли не больше, чем коммунизм, в то время был абсолютно правильной и единственно возможной разумной политикой.

Я убежден, что нынешний кризис обусловлен далеко не только и не столько ошибками реформаторов, которые, несомненно, были, но в гораздо большей степени наследием прошлого, прежде всего накопленными проблемами командной экономики, затяжкой с реформами, что придало кризису глубокий и системный характер.

Вторая позиция. Какой мне видится роль государства в рыноч­ной экономике с учетом наших условий? Конечно, сильной. Во-первых государство инициализатор реформ, субъект, ответственный за их направленность и конкретную реализацию.

Во-вторых, обязанность государства - проводить достаточно жест­кую макроэкономическую политику, не допускать инфляцию в таких размерах, когда она становится разрушительной. Можно спорить о том, что такое "достаточно жесткая", но с тем, что государство должно осу­ществлять контроль за денежной сферой, за количеством денег в обра­щении, я думаю, не будут спорить ни либералы, ни государственники.

Одно из главных обвинений в адрес правительства - чрезмерно жесткая макроэкономическая политика, следствием которой являются нехватка средств у предприятий, неплатежи и спад производства, невыплаты пенсий и заработной платы. В докладе Л. Абалкина в который раз прозвучал тезис о том, что инфляция подавлена искусственно, что, если бы всем заплатили все долги, то инфляция была бы выше. А кто должен заплатить? Государство? Причем в обществен­ном мнении этот предрассудок воспринимается как аксиома.

На самом деле все наоборот. Конечно, можно напечатать деньги и направить их на покрытие бюджетного дефицита. Результатом, причем неизбежным, будет рост цен, снижение реальных доходов населения и в первую очередь тех их слоев, долги которым по зарплате и пенсиям надо погасить. И одновременно еще большая нехватка оборотных средств, еще глубже спад производства, в лучшем случае после кратковременной стабилизации. Самое интересное, что все это мы уже проходили за последние пять лет и можно было бы всем сделать выводы.

Говорят, в стране не хватает денег, отношение денежной массы к ВВП очень низкое, ниже, чем в США, Германии и других странах. Да, это так. Но давайте разберемся, почему и как.

В России 1992-1995 годы были периодом высокой инфляции. Для него характерно снижение этого отношения: денег печатают много, но цены растут быстрее, а с ними быстро увеличивается номинальный размер ВВП. Главный двигатель - высокие инфляционные ожидания.

Когда инфляция снижается, в первую очередь из-за ограничения роста денежной массы, то инфляционные ожидания меняются с запаздыванием. Отношение денежной массы к ВВП достигает в этот момент минимума. Если его пройти, не прибегая к печатному станку, набраться терпения и воли, то процесс качественно меняется, денежная масса может расти быстрее цен, не вызывая усиления инфляции, ее прирост идет на удовлетворение спроса на рубли. Этот процесс уже начался в 1996 г.: при росте цен на 22,8% денежная масса М2 выросла на 30%. В 1997 г. он продолжается: годовая инфляция ожи­дается не выше 12-15%, а прирост М2 - около 30%.

Таким образом, происходит насыщение экономики деньгами, ее монетизация. Но надо помнить - в основе лежат достигнутые прежде низкие инфляционные ожидания. Стоит эмитировать денег больше, чем на них есть спрос, больше, чем требует рынок, и "стоп-кран" будет сорван.

Странно вообще обсуждать денежную эмиссию в целях выплаты зарплаты и пенсий в контексте укрепления роли государства, поскольку при этом роль государства только ослабляется, утрачивается сила воздействия одного из важнейших инструментов государственного регулирования - снижения уровня инфляции и стабилизации нацио­нальной валюты.

Для решения проблемы своевременной выплаты зарплаты и пен­сий необходимо использовать иные инструменты, более трудоемкие, требующие больших организационных усилий, но действительно спо­собные решить проблему. Решение сложных проблем не дается легко­весными методами. Нельзя симптомы болезни принимать за ее причины.

Любое государство должно жить по средствам. Это значит, что оно обязано обеспечивать сбалансированность своего бюджета. Если оно прибегает к заимствованиям, то они должны направляться не на пенсии и выплаты зарплаты в бюджетной сфере, а на нужды разви­тия, на поддержку высокоэффективных инвестиций, отдача от кото­рых гарантирует погашение долга.

Если же это не получается, если бюджетный дефицит велик и источники его покрытия привлекаются для финансирования текущих расходов, значит, в экономике существуют проблемы, которые нельзя решить путем эмиссии или заимствований. В любом случае использо­вание этих методов, как доза наркотика, давая временное облегче­ние, только усугубляет реальные проблемы.

Третья позиция. Чтобы правильно понять эти проблемы, а вме­сте с тем найти пути к сбалансированию бюджета, следует оценить роль государства в нынешний период не только в плоскости "укреп­ление - ослабление". Ситуация сложнее.

Суть дела в том, что ныне роль государства в российской экономи­ке, если судить по формальным показателям, достаточно велика. Возьмем некоторые из этих показателей. Доля государственной собственности-треть всех активов, не считая земли. Доля государственных расходов по отношению к ВВП в 1996 г. составила 38% (если учиты­вать бюджет расширенного правительства- федеральный и региональ­ные бюджеты плюс внебюджетные социальные фонды). На 1997 г. по бюджету до секвестра этот показатель достиг 45%. Если учесть все виды льгот, иные формы поддержки населения и предприятий, приме­няемые административные ограничения на федеральном и местном уровнях, то окажется, что государство присутствует едва ли не всюду. По рейтингу экономической свободы, определяемому 47 исследователь­скими институтами во всем мире для 115 стран, в 1995 г. Россия ока­залась в конце списка с 3,5 баллами из 10- рядом с Сирией, Ираном и Центрально-Африканской Республикой (Известия, 27.05.97).

Беда в том, что обязательства государства перед различными социальными слоями населения и обществом в целом, принимавшие­ся в течение десятилетий, но никогда не сокращавшиеся, как и ожи­дания граждан (то, что, как они считают, государство должно для них делать), еще существенно выше по отношению к реально высо­кой роли государства.

А большего оно сегодня делать не может. При нынешнем состо­янии экономики и 38%, и тем более 45% государственных расходов' по отношению к ВВП - ноша непосильная. Ведь эти деньги государство вынуждено отнимать у экономики, лишая ее капиталов, необхо­димых для пополнения оборотных средств и инвестиций.

Таким образом, должно быть ясно, что повышение роли государ­ства за счет дальнейшего роста доли государственных расходов невоз­можно. Напротив, они должны снижаться по меньшей мере до 30-32% ВВП, иначе экономического роста не будет. А это значит, что придется сокращать многие виды льгот, дотаций, скрытых субсидий.

Четвертая позиция. В своем докладе Л. Абалкин правильно го­ворил о том, что истинное влияние государства на национальную эко­номику далеко не всегда можно оценивать по формальным показате­лям вроде названных выше.

Действительно, возьмем такую страну, как Япония: доля госу­дарственной собственности - не более 10°о. Государственные расходы по отношению к ВВП в разы меньше, чем у нас. Тем не менее обще-признано сильное влияние государства на экономику, правда, по весьма специфическим, характерным для Японии правилам. Отталкиваясь от этого примера, можно говорить об эффективности государственно­го влияния на экономику.

С данной точки зрения действительно следует признать слабость ! российского государства. Причина этого - не в макроэкономической 1 политике, не в излишней либерализации, но в институциональной сфере. Важнейшая функция государства - разработка законодательства и обеспечение выполнения законов. Это каркас всей роли государства в рыночной экономике.

Развал СССР и становление новой демократической российской государственности- сложнейший и противоречивый процесс. Разруше­ние или трансформация старых союзных институтов власти - безуслов­ный фактор ослабления государства, но фактор во многом неизбежный. В старой системе сила государства зиждилась в основном не на закон­ности, а на политической и социальной субординации (начальник как источник права). И для командной экономики это было естественно.

Сейчас приходится выстраивать принципиально новую структу­ру институциональных отношений, причем из прежних элементов, в старой среде, пропитанной сложившимися за десятилетия установка­ми и стереотипами поведения.

В том, что касается законодательной базы, то за последние 5-6 лет можно констатировать существенное продвижение вперед. Достаточно упомянуть новую Конституцию, Гражданский кодекс, многие другие важнейшие законодательные акты, соответствую­щие в основном международным стандартам. В то же время зако­нодательная работа остается полем напряженной политической борьбы, вследствие чего важные законы либо не принимаются, либо принимаются в форме дурных компромиссов, снижающих их действенность. Напомню в этой связи о Земельном кодексе, Законе об ипотеке, Законе об иностранных инвестициях, Законе о со­глашениях о разделе продукции. В целом качество законодательной базы нельзя признать удовлетворительным, а это, несомнен­но, означает ослабление государства.

Но нельзя не отметить большой объем работы, выполненный за последние годы, и едва ли не блестящее состояние законодательства по сравнению с исполнением законов, с правоприменительной практикой. Здесь, на мой взгляд, -главный источник слабости государства, его неспособности приучить подданных бывшей советской им­перии к законопослушанию, к роли гражданина демократического государства.

Говорят, чтобы навести порядок, нужна только политическая воля. Не буду настаивать на том, что президент и правительство проявляли в последние годы достаточную политическую волю к тому, чтобы добиться уважения к закону от граждан, да и от самих себя, от приближенных к ним лиц и групп интересов.

Не буду утверждать, что власти удалось добиться заметных успе­хов в борьбе с преступностью и взяточничеством. Наоборот, объективно идущий в стране процесс распределения и перераспределения бывшей государственной собственности, распространения экономической свобо­ды в обстановке глубокого экономического кризиса создает благоприятную почву для расцвета произвола и беззакония, насилия и корруп­ции. Бороться с этими явлениями крайне трудно, если борьбу ведут малооплачиваемые, с недостаточно укоренившимися у большинства нормами долга и чести чиновники, судьи, милиционеры.

Но, понимая это, мы должны согласиться и с тем, что в борьбе, а лучше - в тяжелой работе по наведению порядка и законности од­ной политической воли мало. Применив ее сверх уровня, так сказать, необходимой обороны, сравнительно легко добиться быстрых резуль­татов. Диктатура не раз доказывала свои преимущества в решении подобных задач.

Однако применение властью незаконных, репрессивных методов, привычных и легко воспринимаемых в нашей стране, еще раз лишило бы Россию шансов на демократическое, цивилизованное развитие. Мы уже столько раз жертвовали законностью и демократией ради порядка, ради целостности и величия державы, что больше не можем себе этого позволить.

Процесс формирования гражданского общества и демократичес­кого правового государства длителен, с большим числом препятствий и опасностей в пути. Но сходить с этого пути мы уже не имеем права.

Итак, главный источник слабости государства- слабость в исполнении законов, в защите прав граждан, включая и сферу экономики, в гарантии прав собственности, выполнения договоров, в воспитании обязательности и взаимной требовательности партнеров, еще только начатом рыночными отношениями. Это главный фронт борьбы за укрепление государства, а не увеличение эмиссии или прямое вмеша­тельство тех или иных государственных органов в работу предприятий.

Пятая позиции. Безусловно, государство обязано выполнять определенные социальные функции, прежде всего в сфере образования, здравоохранения, в защите социально уязвимых слоев населения. Здесь, конечно, можно обвинить правительство, что оно плохо справляется с этими функциями, что оно допускает слишком большой разрыв между богатством и бедностью и т.п. Полагаю, что большая часть подобных упреков будет справедлива.

Но, как я уже отмечал выше, накопленный объем обязательств государства перед гражданами превзошел его экономические возможности. Если вспомнить все обязательства - социальные, военные и иные, принятые в советское время Горбачевым и Ельциным, то сегод­ня нужно было бы мобилизовать в бюджет расширенного правительства для государственных расходов всех видов не менее 60- 65°о ВВП.

Это невозможно, экономика России просто погибнет. Швеция -единственная страна, характеризующаяся примерно такими же показателями, и уже признано, что даже она по причине столь крупных масштабов перераспределения ВВП имеет депрессивную экономику и вынуждена пойти на болезненные либеральные реформы.

В подобных обстоятельствах роль государства состоит не в том, чтобы продолжать губительный популизм, сохранять гипертрофированные функции всеобщего "собеса", но в том, чтобы решиться на непопулярные, болезненные реформы, найти нужные компенсацион­ные меры, но все же освободить экономику от непосильного бремени, дать ей возможность встать на ноги и в то же время добиться повышения эффективности социальных расходов, чтобы необходимый уро­вень социальных функций государства все же обеспечивался.

Вернемся вновь к коммунальной реформе. Легко брошенное слово о том, что государство намерено забрать из карманов бедного населе­ния еще сто триллионов - больше, чем неправда, это попытка возбу­дить инстинкты толпы против дела, абсолютно необходимого для укрепления нашего государства.

Когда в 1992-1993 гг. началась приватизация жилья, никто и не возражал, но никто также не вспоминал о том, что новый хозяин обязан сам содержать свою собственность. Приватизация получилась более чем своеобразная, так как  расходов по оплате коммунальных услуг и эксплуатации городского жилого фонда продолжали нести местные бюджеты, подкрепляемые из бюджета федерального. Приватизация привела к тому, что участие населения в целом, осо­бенно его состоятельной части, в содержании жилищно-коммуналь­ного хозяйства (ЖКХ) уменьшилось даже по сравнению с советскими временами.

Кто же в конечном счете несет расходы? Прежде всего это предприятия. Процесс передачи социальной сферы от предприятий к муни­ципалитетам идет крайне медленно и во многих случаях, очевидно, нецелесообразен: дороже и хуже всюду, где не возникает конкуренция за оказание соответствующих услуг. Если даже социальная сфера передана местным органам власти, то, чтобы ее содержать, муниципалитеты и регионы вынуждены повышать налоги и сборы с предприятий. Не с населения, ибо, как мы считаем, у него нет денег, оно бедное.

Но, во-первых, не все бедные. Во-вторых, прямо или косвенно неся огромные издержки по содержанию ЖКХ, предприятия не могут платить зарплату своим работникам, тем более делать инвестиции и создавать новые рабочие места. Поэтому оказывается, что рабочие и служащие не имеют заработков и не в состоянии в полном объеме оплачивать коммунальные услуги.

Надо сделать предприятия конкурентоспособными по крайней мере за счет того, чтобы возложенное на них социальное бремя не было больше, чем у их конкурентов. Без глубокой жилищно-коммунальной реформы этого не добиться. Решиться на нее может и долж­но сильное государство, готовое исполнять свою ответственную роль. Оно же планирует за счет сокращения дотаций на ЖКХ, прямо пита­ющих местные минимонополии типа прежних жэков и дэзов, поднять зарплату работникам бюджетной сферы и выплачивать жилищные субсидии малоимущим семьям.

Речь, таким образом, идет о перераспределении средств вовсе не в ущерб населению, а с целью повышения эффективности их использования. Добавим к этому планируемые меры по контролю за издер­жками: снижение их в жилищной сфере при минимальных инвести­циях возможно на 30-40%.

Да, есть опасность, что при плохой подготовке размер субсидий окажется больше, чем снизятся дотации. Есть опасность, что с повы­шением тарифов уменьшатся поступления от коммунальных платежей. Об этих опасностях говорит Ю. Лужков, опираясь на московский опыт. Но отсюда следует только одно: реформу все равно проводить надо, но с учетом местной специфики, с тщательнейшей подготовкой. Все равно проводить ее будут регионы и города. Государство же выдвинуло инициативу, важную для общества в целом, что оно обязано делать в соответствии с его ролью.

Та же картина на многих других участках социальной сферы - в образовании, здравоохранении, в пенсионном обеспечении. И всюду проблемы связаны с чрезмерными обязательствами государства, с неспособностью его чиновников лучшим образом организовать дело. И вместе с тем попытки правительства изменить ситуацию, осуществить реформы наталкиваются на сопротивление прежде всего тех, кто считает себя государственниками.

В чем все же заключается важнейшая роль государства: иниции­ровать необходимые для общества изменения, даже если они не всем нравятся, преодолевать корыстные групповые интересы ради общества в целом или стремиться влезать в конкретные дела, замещая самодеятельность граждан деятельностью чиновников?

Конечно, в каждом конкретном случае есть свои тонкости, и противопоставление самодеятельности населения и работы квалифици­рованного бюрократического аппарата не всегда уместно. Но в дан­ном случае важен принцип: что приоритетнее для страны?

Шестая позиция. Выбор либеральной или дирижистской концепции - во многом вопрос индивидуальных пристрастий, мировоз­зрения. На этом поле научные обоснования в какой-то момент могут терять силу. Но есть определенные фазы в развитии общества, когда преимущества той или иной модели становятся достаточно определенными и очевидными.

По личным убеждениям я склоняюсь к либеральной политике, полагаю, что ее минусы в большинстве случаев уступают ее плюсам. Но в еще большей степени я убежден, что модель политики должна выбираться с учетом конкретных обстоятельств.

Уверен, что для демонтажа командной экономики радикальный либерализм был полезен и неизбежен, даже если дело сопровожда­лось какими-то перехлестами.

Сейчас, если ставится вопрос об укреплении роли государства, скажем, за счет установления государственного контроля за ценами (кроме естественных монополий), посредством усиления поддержки предприя­тий независимо от их эффективности или прямого регулирования про­изводства, увеличения государственных расходов, национализации приватизированных предприятий и т.п., то я считаю, что это не только не нужно, это вредно, это движение вспять, которое приведет не к усилению, а к реальному ослаблению государства. Данный вывод опирается не на либеральные постулаты, но исходит из здравого смысла.

Вместе с тем ныне начинается второй этап преобразований рос­сийской экономики, когда на первый план выходят задачи экономи­ческого роста и структурной перестройки. И на этом этапе, как пока­зывает конкретный анализ, в области структурной и социальной политики нужно усиление вмешательства государства в экономику, разумeeтcя, нa ocнoвe рыночных принципов.

Я полагаю, что, поскольку на этом этапе начинает формировать­ся облик будущей российской экономики, государство методами струк­турной и промышленной политики обязано всемерно содействовать развитию такой структуры экономики, которая соответствовала бы критериям развитой индустриальной страны. Близорукостью было бы не видеть, что стихийные рыночные тенденции толкают Россию к топливно-сырьевой специализации, к утрате накопленного научно-технического потенциала и позиций в отраслях высоких технологий. Поэтому на данном этапе государство должно увеличить объем государственных капитальных вложений примерно до 10% ВВП, что от­нюдь не так много даже по либеральным меркам, чтобы использовать их для стимулирования частных инвестиций (как своего рода стартер), для прямой поддержки производств высоких технологий, по­тенциально способных занять позиции на мировых рынках (авиастроение, космос, атомная промышленность, энергомашиностроение, тяжелые станки), для развития инфраструктуры.

Кроме того, потребуются усилия и средства для сохранения зна­чительной доли внутреннего рынка за отечественными производите­лями (автомобильная промышленность, трактора и сельхозмашины, пищевая, легкая, текстильная промышленность, сельское хозяйство). Делаться это должно в целом на принципах открытости экономики, большего стимулирования экспорта, чем импортозамещения. Тем не менее в переговорах с МВФ правительство добилось снятия условия о снижении импортных тарифов в ближайшие годы.

Как же это сделать, если бюджет непрерывно сокращается и инвестиции в нем вот уже три года являются первой жертвой? Меж­ду тем именно для инвестиций более всего важен жесткий, но реаль­ный бюджет. Если бы удалось добиться сбалансированности бюдже­та по текущим расходам и свести размер дефицита до величины рас­ходов по обслуживанию госдолга, то открылась бы возможность при­бегать к заимствованиям внутри страны и за рубежом исключительно на инвестиции, обеспечивающие отдачу. В этом состоит главная идея бюджета развития, еще не до конца реализованная в 1997 г., но шаг за шагом она должна будет воплощаться в жизнь.