Федеральные органы законодательной и исполнительной власти прилагают усилия для того, чтобы навести порядок в производстве и сбыте алкогольной продукции и, таким образом, существенно пополнить государственную казну.

Между тем Россия обладает многовековым опытом эффективной организации винной монополии, когда изготовление и продажа спиртосодержащих жидкостей были исключительной прерогативой государства и приносили ему колоссальный доход. Основные отечественные законы о винных откупах и акцизах, правила монопольной торговли алкогольными напитками и уставы о питейных сборах инициировались и утверждались на протяжении многих столетий именно правителями России.

К сожалению, в нашей стране всеобщей грамотности об этом мало что знают. Попытаемся хоть отчасти восполнить этот пробел.

Заводить кабаки царям было с руки

Хмельные напитки - квас, пиво и питной мед - с древних времен считались на Руси неплохим источником казенных доходов. "Медовая дань", вероятно, была первой формой такого налогообложения. Сведения о ней встречаются уже в источниках Х века. Тогда же приблизительно возникла и "бражная" пошлина с солода, хмеля и меда. При Иване III и само право варить мед и пиво, употреблять хмель принадлежало казне.

Сначала московские князья облагали данью места продажи крепких напитков (корчмы), потом сами стали открывать свои питейные заведения и, соответственно, преследовать "частников". Тем не менее вольная продажа вина в средние века была развита сильно. Иван IV запретил продавать водку в Москве. Но для опричников, которым пить не возбранялось, приказал построить на балчуге (топком месте) особый дом, названный кабаком (слово татарского происхождения, обозначавшее постоялый двор, где продавались напитки и еда). Новое заведение понравилось царю, и с 1555 года Москва предписывает наместникам повсюду прекращать частный питейный промысел и заводить "царевы кабаки".

Это нововведение дореволюционный историк И.Г. Прыжов охарактеризовал так: "Прежде в корчме пили и ели, а теперь в кабаке стали только пить". Контингент, как сказали бы теперь, московских кабаков составляли преимущественно крестьяне и посадские люди. Публика "именитая", скажем, бояре и духовенство, вкушали хмельное у себя дома, что не мешало им обзаводиться на правах хозяев собственными кабаками. "Кабаш-ное" кормление стало с середины XVI века желанной целью князей и бояр.

Частные лица платили казне за право выделки алкогольных напитков пошлину - "явку". Монастыри до конца XVII века "курили" вино свободно и "явку" на принадлежавших "черному воинству" землях взимали в свою пользу.

Питейный доход издавна играл большую роль в русском государственном бюджете. В 1819 году, например, питейные сборы составляли 16 % всех поступлений в бюджет, в 1826 - уже 21, а в 1858 - 33 % общей суммы сборов. Если же взять валовую откупную сумму за 1859-1863 годы, то вместе с выручкой она составила 46 % общих поступлений в государственный бюджет.

Первоначальная форма взимания питейных сборов выглядела так. Правительство понуждало посадско-городские и уездно-волостные общины поставлять к "его Великого Государя кабацкому сбору" служилых людей из собственной среды, преимущественно тор-говыхлюдей и людей "первых статей". С выборных брали записи, заставляли присягать и целовать крест (отсюда и пошло название "целовальники". - Прим. авт.).

Эти избранные заведовали не только сборами, но и всем питейным делом, начальствуя над производством хмельного и его продажей, постройков кабаков, винокурен, медо- и пивоварен. Наконец, они преследовали кормчество, то есть тайную, помимо царских кабаков, продажу алкогольных напитков. "Верные люди", заведовавшие кабацкими сборами, состояли из таможенного и кабацкого голов с "товарищами" (заместителями. - Прим. авт.) и подчиненных им це-ловальников. Кабацкая администрация обязывалась собирать кабацкие деньги с прибылью против прошлых лет. Недобор считался нерадением и "правился" с голов и с целовальников, а в случае их несостоятельности - с их избирателей и поручителей. За сбор с "прибором" (прибылью) воеводы удостаивались похвалы, а головы - милостивого слова или царского подарка. Целовальни-кам позволялось действовать "бесстрашно", но так, чтобы не отгонять "питухов".

Сбор и хранение кабацких сумм производились по особому распорядку. Вырученные деньги целовальники обязаны были складывать в ящики) запечатанные кабацким головой. Он периодически вынимал собранные деньги и в присутствии всех целовальников записывал суммы в особую книгу. Деньги отсылались в приказ через наместника и волостеля. Кабацкие головы и целовальники исполняли свои обязанности безвозмездно, как повинность. Отчитывались они за свою деятельность перед наместниками областей и центральными приказами: Московским, Новая четь (или четверть) и Большого дворца. Любой расход кабацких сумм производился только с разрешения воевод и по царским грамотам, причем всегда делалась оговорка: "Держать денег на расход вполовину против прежнего и даже меньше, чтоб государевой казне порухи не было".

Эта система получила наименование продажи "питей на вере", а сами кабацкие головы выступали в качестве подрядчиков государства и одновременно его доверенных администраторов по управлению государственной винной монополией. Она просуществовала в Московском государстве до середины XVII века.

Откупщик - винных сборов поставщик

Продажа алкогольных напитков "на вере", свойственная московским порядкам времен Ивана Грозного и первого царя из династии Романовых, не всегда, впрочем, обеспечивала казне желаемый доход. И когда, к примеру, по военным или иным обстоятельствам правительство нуждалось особенно в больших деньгах, царские кабаки отдавали на откуп. Частным лицам предоставлялось исключительное право "курить вино" и продавать его в данной местности за установленную плату, которую следовало вносить в определенные сроки в один из московских приказов, в зависимости от того, к какому из приказов была приписана местность, отданная на откуп. Часто оба способа организации питейных поступлений в бюджет сосуществовали рядом - одни кабаки содержались "на вере", другие сдавались в откуп.

В сущности, при обеих системах вино, мед и пиво были предметом "регалии", то есть право производства хмельных напитков и торговли ими принадлежало казне. Только она могла разрешать или запрещать частным лицам и даже сословиям как выкурку вина, так и оптовую и розничную его продажу. Изготовленное вино чаще всего поступало сначала в казну, а уже оттуда направлялось в царевы или откупные кабаки. Что до водки, она или производилась самой казной, или сдавалась в порядке подряда частным лицам.

По Соборному уложению царя Алексея Михайловича (1649 года) господствующей системой питейного сбора стала откупная. Указ от 30 декабря 1651 года ситуацию изменил: "Во всех городах на кружечных дворах денежную казну сбирать на вере, а на откупу кабакам нигде не быть; а во всех городах и в Государевых больших селех быть по одному кружечному двору, а в меньших малолюдных селех кружечяым двярам не быть". Изъяли из употребления даже само слово "кабак". Питейные дома стали "кружечными дворами". Откупы восстановили в 1663 году лишь в некоторых местностях. Рядом с откупными кабаками, торговавшими большей частью в селах и деревнях, в городах продолжалась питейная торговля "на вере" в казенных кружечных дворах. Оттакой двойственности произошли беспорядки в управлении питейными сборами. Доход от них резко уменьшился. Вследствие этого винные откупы при царе Федоре Алексеевиче опять были отменены (указ от 18 июля 1681 года), и единственной формой продажи спиртных напитков вновь стала торговля "на вере" в казенных кружечных дворах.

Эти меры вполне соответствовали настроениям и состоянию российского общества, устойчиво царившим несколько столетий. Николай Михайлович Карамзин через 180 лет после "антиалкогольных действий" брата Петра) писал, что "система наших винных откупов и страшные успехи пьянства" вряд ли служат "спасительным приготовлением" к нравственному исправлению русского человека.

Налог на пьянство

Существует расхожее мнение, будто власти эпохи самодержавия чуть ли не специально спаивали русский народ. Однако факты свидетельствуют об ином. Вот что писала, например, московская газета "Раннее утро" в № 178 от 4 августа 1910 года:

Пьянство - порок. Это написано в каждой прописи.

С пьянством борются или по крайней мере пытаются бороться различные частные общества, общественные учреждения и даже такие "полуказенные" учреждения, как, например, попечительства о народной трезвости, эти детища "винной монополии".

"Но одно дело - пьянство, а другое - умеренное потребление алкоголя!" - так, наверное, должны рассуждать министры финансов всего мира уже по одному тому, что бюджеты почти всех государств в основе своей имеют "доходы от обложения питий".

Разумеется, вопрос о том, где кончается пьянство и начинается "умеренное потребление", следует предоставить любителям загадок вроде такой, например: какое количество волос на голове должно выпасть для того, чтобы образовалась лысина?

Во всяком случае, если "умеренное потребление алкоголя" дает изрядный доход государственному казначейству, почему бы некую толику из сумм, которые тратятся ежегодно "умеренными потребителями", не употреблять в пользу хотя бы городских, земских и крестьянских самоуправлений?

До такой простой вещи додумались крестьяне села Спагости Рыльского уезда, обратившиеся к земскому начальнику с просьбой - разрешить им установить приговор о взимании в казенной винной лавке с покупщиков по пяти лишних копеек с каждой проданной бутылки водки. Суммы, имеющие поступить от этого нового добровольного обложения, должны пойти на постройку в селе двухклассной образцовой школы.

Мы думаем, что ходатайство крестьян с. Спагости должно быть уважено. Если городские самоуправления имеют право облагать налогами велосипеды, собак и т.п., то почему же не установить налог на пьяниц, хотя и скрывающихся под псевдонимом "умеренных потребителей"?

Тем более что и казна, уплачивая городам известные суммы "в возмещение убытков, происшедших от введения монополии", признает за ними право на получение известных доходов с "продажи питей".

Во всяком случае, лишний пятак на бутылку потребления водки не уменьшит. По крайней мере повышение иен на алкоголь еще ни разу не вызвало уменьшения потребления. С этой стороны казна может быть покойна.

Точно так же этот пятачок не разорит и "потребителя".

А земские и городские самоуправления могут найти новый источник доходов".

Водочный колосс на фискальном постаменте

Итак, соединенные усилия правительства и общественности вывели питейные сборы по уровню доходности на первое место среди всех прочих российских налогов. С шестидесятых годов XIX века и до начала Первой мировой войны они составляли треть всех податных поступлений в государственную казну, утроившись при этом за указанный срок в натуральном исчислении.

И еще одно обстоятельство выдвигало питейный доход на первый план - это монопольный способ его взимания. Вообще-то к середине XIX столетия фискальные монополии не были новым делом; достаточно указать на табачную монополию во Франции и в некоторых других государствах или на соляную монополию, существовавшую в России в дореформенное время. Но все эти "регалии" бледнели перед водочной монополией - самым грандиозным способом государственного обогащения, бывшим когда-либо в распоряжении казенного хозяйства.

На оборудование винно-водочной монополии складами, ректификационными и очистными заводами, машинами и инвентарем в пределах только европейской части России правительству с 1894 по 1902 год пришлось затратить громадную по тем временам сумму: 122 млнруб. Пока монополия действовала только в 35 губерниях, ее вольнонаемный управленческий персонал (не считая рабочих и акцизных чиновников) состоял из 20 470 человек. С распространением реформы на всю империю число это более чем удвоилось, так что личный состав монопольных служащих сравнялся по численности с двумя армейскими корпусами в штатах военного времени. Здесь все было колоссально: и 70 млн ведер водки, ежегодно заготовляемых казной, и 40 000 винных лавок, содержавшихся правительством, и 550- 600 млн руб., которые, сосредоточиваясь в этих лавках, ежегодно стекались в казну.

Основанием к введению винной монополии послужило, по утверждениям правительственных чиновников того времени, убеждение, что только таким способом возможна успешная борьба с общенародным пьянством, борьба как тогда, так и сегодня тщетная до тех пор, пока частный торговец алкоголем не будет устранен окончательно от продажи крепких напитков. Между тем в официальных документах подчеркивалось, что "Введение казенной продажи питий было предпринято Правительством, главнымeffptt-зам, из-за соображения необходимости оградить народное благосостояние от того растлевающего влияния, которое имели на него укоренившиеся с давнего времени условия частной питейной торговли" (из Циркуляра Министра финансов России управляющему акцизными сборами от 8 марта 1902 года № 860 "О мерах против публичного распития вина". - Прим. автора.).

"Только государство, в своих заботах о благосостоянии населения, может выдвинуть на первый план вопрос о народной нравственности и народном здравии." В этих словах, взятых из одного из представлений Министра финансов графа С.Ю. Витте, слишком уж благостно превозносится этическая сторона дела. Истинные же мотивы введения винной монополии с гораздо большей откровенностью были разъяснены любимцем двух последних императоров при первом обсуждении этой проблемы в Государственном Совете 5 и 7 мая 1893 года.

"Только путем монополии, - заявил С.Ю. Витте, - государство может извлечь из налога на спирт необходимый ему и значительно больший, нежели ныне, доход, с наименьшими стеснениями и неудобствами." А в заключение своей речи граф все-таки произнес слова, которым не грех следовать и в настоящее время: "...вместе с тем, монополия представляется единственным средством к ограничению, в интересах нравственности и народного здравия, злоупотребления спиртными напитками и к изъятию из употребления, с наибольшим успехом, нашпков, безусловно вредных для здоровья"

Нисколько не умаляя соображений нравственного порядка, следует отметить, что эти соображения стояли все-таки на втором, а не на первом месте. Ведь монополия - это ни что иное, как фискальный метод извлечения государственного дохода. Но можно ли создать такой метод, не ставя на первый план заботу об успешности коренных, то есть фискальных его функций?

Более того, вряд ли правильно усматривать в монополии некую противоположность акцизной системе, как это делают некоторые наиболее рьяные адепты базарной экономики. Монополия как раз и была логическим следствием и завершением акцизного обложения, доведенного до очень высоких размеров.

Но дело в том, что по мере повышения обложения акцизная пружина утрачивала свою упругость. В отличие, например, от Англии, в России потребление вина сокращалось пропорционально повышению акциза; повороты податного винта еле поддерживали акцизный доход на уровне прироста населения, предупреждая чрезмерное падение общей массы этого налога в годы, неблагоприятные в сельскохозяйственном отношении.

Количество же потребляемого алкоголя сокращалось стремительно. Если в конце 70-х годов XIX века на душу населения России приходилось в среднем одно ведро 40-градусной водки в год, то даже в 1894 и 1895 годах - годах обильных хлебных урожаев - объем выпитой среднестатистическим россиянином водки не превышал полуведра в год.

Увы, меньшему душевому потреблению спиртного отнюдь не сопутствовало меньшее в народе пьянство. Давно известно, что в России два эти явления не обусловливают одно другое. Среднее количество потребляемого вина у нас значительно меньше, чем на Западе, проявления же массового пьянства в самых безобразных формах, к сожалению, как и сто лет назад превосходят все, что можно видеть там. По совокупности всех отзывов и наблюдений можно сказать, что пьянство в России с понижением душевой нормы потребления водки никогда не уменьшалось.

Между тем становилось ясным, что предел доходности водочного налога в границах акцизного обложения достигнут; что для извлечения еще большего дохода надо прибегнуть к более совершенному фискальному снаряду. Таким снарядом и стала монополия. Ни наука, ни практика налогообложения не изобрели до сих пор для косвенного обложения более совершенного метода. Винная монополия на всей территории европейской части России была введена с 1 июля 1901 года.