ОСНОВНЫЕ долгосрочные цели Америки в области внешней политики не изменяются в зависимости от того, кого избирают ее президентом. Поддержание нашей национальной безопасности и дружественных союзов, укрепление мира во всем мире и в отдельных регионах, приверженность идее свободы народов и отдельных индивидуумов, признание нашей ответственности в качестве лидера, предпочтительное отношение к системе конкуренции на свободном рынке-эти и другие основополагающие принципы будут характеризовать американскую внешнюю политику в течение следующих четырех лет вне зависимости от того, кто станет преемником Рональда Рейгана на посту президента США: демократ Майкл Дукакис или же республиканец Джордж Буш.

ОБЕ основные политические партии Соединенных Штатов в целом придерживались этих принципов в течение более сорока лет. Этот консенсус между ними был кое в чем нарушен в ходе второй половины войны США во Вьетнаме. Иногда случались и другие временные разногласия или отклонения. Как и все люди на свете, американцы не застрахованы от ошибок и не наделены даром предвидения. Поэтому иногда позиции избираются ошибочно и не отвечают, как показывает практика, указанным выше целям. Однако в общем в течение функционирования какой-либо администрации или более длительное время области согласия между двумя основными политическими партиями Америки - и между ее исполнительной и законодательной властями - затмевают имеющиеся между ними области разногласий, которые столь часто оказываются в центре внимания.

В силу этого, когда в рамках американского государства возникают разногласия по вопросам внешней политики, они не имеют исключительно партийной окраски. Например, консервативные демократы и консервативные республиканцы могут объединиться по какому-либо вопросу против коалиции либеральных демократов и умеренных в обеих партиях. Но и такие разногласия, как правило, касаются средств, а не целей, выбора пути или темпов продвижения по нему, а не конечного пункта назначения, приоритетов и тактики, сроков и форм, а не основных ценностей.

Однако в силу такой всеохватывающей структуры основные долгосрочные перемены в американской внешней политике являются обычно медленными и эволюционными, а не взрывными и революционными. Они происходят постепенно с согласия народа и конгресса и не сводятся к резким переходам от крайности к крайности, какая бы партия ни сменяла другую у руля правления. Большинство американцев сохраняют лояльность своему президенту, поддерживая его действия за рубежом, даже если они не удовлетворены проводимым им курсом, разочарованы в президенте и ожидают смены как его самого, так и его курса.

Именно с учетом всех этих обстоятельств и следует рассматривать воздействие президентских выборов на американо-советские отношения. В рамках имеющегося национального согласия относительно основных целей и ценностей новый американский президент - будь то Дукакис или Буш - и сформирует свою внешнеполитическую команду и изберет курс действий, исходя из достигнутого Рейганом за последний год пребывания в Белом доме. Кто бы ни победил, эти основные цели и ценности будут сохранены. Поэтому, оставаясь в пределах ограниченной сферы для разногласий, оба кандидата и вынесли на рассмотрение американского народа слегка разнящиеся мнения о том, как Вашингтон должен вести свои дела с Москвой.

Хотя я сейчас подчеркиваю те цели и интересы, которые являются общими для обеих партий и обоих кандидатов, я не игнорирую их различия и не стою на объективистской точке зрения. Будучи членом Демократической партии, я, как известно, поддерживаю кандидатуру губернатора Дукакиса и разделяю его взгляды, его главную линию и его акценты в международных делах, включая и те политические моменты, по которым он расходится с вице-президентом Бушем. Хотя в настоящее время с моей стороны было бы некорректно описывать эти различия в иностранном издании, не секрет, что мне нравится рассудительный, продуманный и благоразумный подход Дукакиса к вопросам национальной безопасности, и я уверен, что он создал бы для себя первоклассную команду советников по вопросам внешней политики и специалистов по ведению переговоров. Приведенные выше соображения касательно того, что внешнеполитические различия не всегда имеют партийную окраску, подтверждаются тем, что, как заметили многие, Дукакис в своих речах и заявлениях по вопросам американо-советских отношений чаще, чем Буш, приближается к конструктивным, гибким и вселяющим надежду тональностям и подходу к Москве, какие чаще всего были характерны в течение последнего года для президента-республиканца Рейгана, которому Буш верно служил и которого, будучи вице-президентом, поддерживал.

Тем не менее сходство, на котором я хочу остановиться в данной статье,- это большое сходство подхода Дукакиса к вопросам внешней политики с позицией позитивной взаимности между двумя сверхдержавами, столь присущей администрации, в которой я служил двадцать пять лет назад,- администрации Джона Ф. Кеннеди.

Дукакис, как и Кеннеди, является выходцем из штата Массачусетс. Как и у Кеннеди, у него энергичная и умная жена, кандидат в вице-президенты из штата Техас, а также глубокий и неизменный интерес к политике и государственной службе. Не раз он с полной определенностью выражал свое восхищение руководством и философией президента Кеннеди и часто упоминает его имя и высказывания. Он рассказал о том, как его, тогда еще юного выпускника колледжа, вдохновила предвыборная кампания президента Кеннеди.

Более важным представляется то, что в своих выступлениях и в платформе партии, принятой на национальном съезде демократов, губернатор Дукакис осторожно и вместе с тем с определенностью принял столь свойственную для Кеннеди линию на соединение бдительности и сдерживания с конструктивной надеждой и перспективой в деле будущего американо-советского сотрудничества на поприще ослабления напряженности между сверхдержавами и сокращения их вооружений. Поэтому не будет лишним кратко напомнить о временах Кеннеди.

ИНОГДА забывают, что Кеннеди говорил не только о дружественном сотрудничестве с Москвой. Он вступил в должность в январе 1961 года, когда Соединенные Штаты были озабочены главным образом «холодной войной». Его большие надежды на мирное соревнование и сотрудничество с Советским Союзом сдерживались не менее большим намерением укреплять и защищать основные интересы безопасности Соединенных Штатов. Память о сталинских временах, присутствие советских войск в Восточной Европе, целый ряд воинственных заявлений Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева и решительное осуждение советской юридической и политической системы, философии и практики в области прав человека заставляли руководителей обеих американских политических партий смотреть в то время на Москву как на непреклонного и опасного соперника и сохранять в интересах Соединенных Штатов крупную военную структуру и твердую внешнеполитическую позицию.

Так, в речи по случаю вступления в должность 20 января 1961 года новый молодой президент недвусмысленно говорил «о тех нациях, которые стали бы нашим противником». Он говорил о «железной тирании», «трудном и горьком мире», необходимости в «вооружениях, вне всякого сомнения достаточных», «защите свободы в момент наибольшей опасности» и решимости Америки «заплатить любую цену, взять на себя любое бремя, пойти на любые трудности, поддержать любого друга, выступить против любого врага, с тем чтобы обеспечить выживание и успех свободы».

Однако в той же самой речи он обратился непосредственно к Советскому Союзу с беспрецедентным призывом:

«...чтобы обе стороны, несущие чрезмерные издержки на современное оружие, справедливо обеспокоенные постоянным распространением смертоносного атома... вновь начали поиски мира... изучили, какие проблемы нас объединяют, вместо того чтобы постоянно возвращаться к проблемам, которые нас разъединяют... сформулировали серьезные и четкие предложения в отношении инспектирования и 'контроля над оружием... стремились использовать чудеса, а не ужасы, которые дает наука, объединили свои усилия в создании... нового мирового правопорядка... в борьбе против общих врагов человечества: тирании, бедности, болезней н самой войны... Давайте никогда не вступать в переговоры из чувства страха. Однако давайте и никогда не бояться вступать в переговоры».

Эта речь отражала намерение Джона Кеннеди быть готовым к войне и одновременно к искреннему поиску мира с руководителями и народом Советского Союза. Одна из первых его попыток в ходе такого поиска - встреча с Хрущевым в Вене в мае 1961 года -успеха не принесла. Правда, эта встреча помогла им обоим лучше узнать образ мышления и личные качества друг друга, а также установить прямую связь, которая в дальнейшем окажется бесценной. Правда и то, что они признали общность некоторых основных интересов и достигли прогресса по тем конкретным вопросам, в отношении которых они могли прийти к согласию. Однако они резко разошлись по другим вопросам, и прежде всего по вопросу о статусе Западного Берлина. Начался кризис, который характеризовался эскалацией угроз, перемещением войск и беженцев и который пошел на спад, не дойдя до прямого столкновения, лишь после возведения печально известной берлинской стены и нескольких месяцев жизни в обстановке напряженности.

Позднее, летом того же года, отношения ухудшились еще больше, когда Советский Союз, не сделав никакого предупреждения и в обстановке, когда переговоры были в полном разгаре, в одностороннем порядке отказался от взаимно введенного моратория на испытания ядерного оружия. Но даже одновременно с тем, что напряженность усугубилась, даже одновременно с тем, что Кеннеди повысил боеготовность американских вооруженных сил и предупредил Хрущева об опасности любых резких действий, он в своих частных письмах Председателю Совета Министров СССР и в своих выступлениях перед американским народом подчеркивал разрушительное безумие войны для обеих сторон и конструктивные преимущества мира.

В ноябре 1961 года, давая интервью газете «Известия», которой руководил зять Хрущева, Кеннеди вновь подчеркнул, что «Советский Союз и Соединенные Штаты должны жить друг с другом в мире», отметив при этом с сочувствием, что «Советский Союз пострадал от второй мировой войны больше, чем какая-либо другая страна». Он выразил надежду, что в случае урегулирования таких вопросов, как статус Западного Берлина и соглашение о прекращении ядерных испытаний, торговля между нашими странами могла бы быть расширена. Ключевым требованием, сказал он, являются воздержание обеих сверхдержав от вмешательства в третьи страны и согласие с тем, что каждая страна и ее народ могут выбирать ту экономическую и политическую систему, которую они пожелают, а не ту, которая «навязывается небольшой воинствующей группой путем подрывной деятельности, проникновения и всего прочего».

«Мы считаем, что, если Советский Союз, не пытаясь навязать ком,-мунистическую систему, позволит народам мира жить так, как они хотят. жить, отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами будут тогда вполне удовлетворительными, и наши два народа, которые живут теперь в опасности, будут способны жить в мире и со значительно возросшим уровнем жизни».

Когда Кеннеди спросили, было бы его отношение иным, если бы он был ветераном не американского, а советского военно-морского флота и видел, что Соединенным Штатам продолжает угрожать [Западная] Германия и другие страны Запада, президент, дававший интервью в своем загородном доме в Массачусетсе, мгновение подумал и ответил: «... будь я советским ветераном, я хотел бы, чтобы Советский Союз достиг соглашения с Соединенными Штатами, в котором признавались бы интересы и обязательства Соединенных Штатов, равно как и наши собственные... Как важно, чтобы между Советским Союзом и Соединенными Штатами не было войны, которая уничтожила бы обе наши системы...».

ДЛЯ КЕННЕДИ, для обеих стран и для мира, который прежде считал, что ядерная война между двумя сверхдержавами в итоге является неизбежной, поворотный момент наступил почти год спустя, во время криз-иса в Карибском море, известного в Соединенных Штатах как кубинский ракетный кризис. Очень важно, чтобы сегодня, на пороге потенциально новой эры в советско-американских отношениях, обе страны поразмыслили над зловещими уроками этого кризиса.

28 октября этого года исполнилось двадцать шесть лет с того момента, когда США и СССР сделали шаг назад от пропасти. Обменявшись конструктивными посланиями, Джон Кеннеди и Н. С. Хрущев вместе положили конец страшному кризису, который был вызван тем, что Советский Союз разместил на Кубе наступательное ядерное оружие.

Поступая таким образом, Хрущев рисковал навлечь на себя гнев тех в мировом коммунистическом лагере, кто хотел, чтобы советские ракеты были установлены как можно ближе к континентальной территории Америки, а Кеннеди рисковал навлечь на себя гнев тех в Вашингтоне, кто хотел, чтобы он использовал этот предлог для уничтожения режима Ф. Кастро на Кубе. Недовольных таким достойным решением государственных деятелей было много. Планета же с облегчением приветствовала мирное завершение этой потенциально ядерной конфронтации. Даже сегодня, двадцать шесть лет спустя, это совместное государственное решение всюду продолжают считать классической моделью успешного управления кризисом и водоразделом в мировой истории. В самых сложных условиях, когда политическая ситуация накалялась и у людей нарастал страх, когда ядерное оружие было готово к бою, а военные приобретали все большую власть, гражданские руководители двух сверхдержав сохранили хладнокровие и не нарушили мир. В итоге стало ясно, что третьей мировой войны можно избежать.

Однако состоявшаяся в прошлом году в Гарвардском университете встреча советских и американских участников кризиса напомнила присутствовавшим на ней представителям обеих стран, что какое-либо излишнее самовосхваление было бы с нашей" стороны неуместным. В том, что мы поставили мир на грань уничтожения, ничего достославного не было. Конечно, с кризисом успешно справились. Но, несмотря на все усилия по его урегулированию, кризис приблизился к точке, когда управление им могло быть потеряно.

Кризис был порожден рядом исходных предположений, которыми в 1962 году руководствовались творцы политики из обеих стран:

- Советы, оправдывая первоначальное размещение ракет, полагали, что американцы готовят вторжение на Кубу.

- Американцы, наслушавшись знатоков поведения советских военных, полагали, что Советы никогда не разместят ядерное оружие за безопасными пределами своих границ.

- Советы полагали, что они смогут разместить на Кубе целый комплекс баз ядерных ракет, а Соединенные Штаты не узнают об этом, пока эти базы не войдут в строй.

- Американцы полагали, что эти ракеты были размещены на Кубе, как говорил Кеннеди, «под прикрытием секретности и обмана», для того чтобы вынудить Соединенные Штаты пойти на уступки по вопросу о Западном Берлине.

- Советы полагали, что Кеннеди, по выражению Хрущева, «слишком интеллигентен», чтобы ответить на эту угрозу каким-либо более существенным образом, нежели выражение протеста по поводу осуществления Советским Союзом своего «равного и суверенного» права размещать наступательные ракеты, где он хочет и как он хочет.

- Американцы полагали, что американский самолет «У-2», занимавшийся фоторазведкой, который был сбит советской ракетой класса «земля - воздух» в предпоследний и самый мрачный день кризиса, подвергся нападению по четкому приказу советского командования.

- Советы полагали, что диверсионные акты против Кубы непосредственно перед кризисом и сразу же после него были осуществлены в те дни по конкретному распоряжению Кеннеди и целью своей имели запугать как советских, так и кубинских руководителей.

- По крайней мере некоторые из американцев, кто выступал за нанесение воздушного удара обычными средствами по советским ракетным установкам с последующим вторжением на Кубу, полагали, что Советы не осмелятся ответить на такое нападение путем проведения военных действий в Карибском море или в любом другом районе мира.

- По крайней мере некоторые из тех, кто в СССР консультировал Хрущева в ходе этого кризиса, считали, что, если Советский Союз не уберет свои ракеты с Кубы, Джон Кеннеди морально способен нанести первый ядерный удар по Советскому Союзу.

Теперь обе стороны знают, что каждое из этих ключевых предположений, которыми руководствовались правительства их стран, было ошибочным. Эти девять предположений лежали в основе стратегии и ответных действий каждой страны. Они служили главными устояяи, на которые опирались мышление и планирование каждой из сторон в те решающие часы, когда на карту, возможно, были поставлены не только судьба, но и само выживание мира. И, тем не менее, каждое из этих девяти предположений было основано на неправильном расчете, неправильной оценке или неправильном понимании. В результате то, что государственный секретарь США Дин Раек назвал «самым опасным кризисом в истории», привело мир на порог войны, потенциально ядерной войны, которой не хотели и в которой не видели необходимости ни американцы, ни Советы, ни Кеннеди, ни Хрущев. Теперь мы знаем, что в то время среди лиц, принимавших решенияяв обеих столицах, был широко распространен страх перед ядерной войной.

На той же конференции в Гарварде мы также поняли, что, несмотря на огромные различия между нашими системами и обществами, обе сверхдержавы, управляя ходом кризиса, сталкивались с некоторыми общими проблемами и находились под воздействием некоторых общих сил.

1. Ни одна из сторон четко не представляла, каким образом другая сторона осуществляет принятие решений. Как в Белом доме, так и в Кремле высказывалась мысль, что при принятии решения относительно исхода кризиса в столице противной стороны военные сторонни-, ки твердой линии могут отобрать бразды правления у гражданского главнокомандующего. В Гарварде обе стороны установили, что подобные мысли были беспочвенными.

2. Ни одна из сторон не считала, что может в достаточной мере пережить ядерные разрушения, которые, независимо от существовавшего тогда неравенства в количестве боеголовок, другая сторона была способна причинить ей. Такой вывод был благоразумным.

4. И Кеннеди, и Хрущев разрабатывали свои первоначальные планы действий в обстановке ограничений, связанных с высокой степенью секретности, и оба они полагали, что их окончательный выбор будет осуществляться в условиях самой суровой нехватки времени.

5. В 1962 году даже руководители сверхдержав ччвствовали себя обязанными принимать во внимание мнение своих союзников и соседей, прислушиваться к Генеральному секретарю ООН и взвешивать взаимные предложения с учетом того, что сочли бы оправданным и разумным выразители общественного мнения и будущие историки.

6. Наконец, и на Кеннеди, и на Хрущева отрезвляюще подействовала ситуация, когда они смотрели друг на друга через прицелы своих ядерных орудий, и они оба решили, что должен быть более подходящий способ удовлетворить конфликтующие интересы их стран.

За прошедшие двадцать шесть лет наш мир изменился и не во всех случаях в лучшую сторону. Сегодня накоплено гораздо больше ядерного оружия и гораздо большей мощности. ООН стала слабее. Иррациональные силы в мире стали сильнее. Идеологические, географические, исторические, политические и экономические интересы обеих сверхдержав продолжают сталкиваться. Несмотря на недавние встречи на высшем уровне и заключенные договоры, недоверие между ними и незнание друг друга уменьшились относительно ненамного.

Тем не менее и Москве, и Вашингтону следует помнить ценные уроки, проистекающие из успешного урегулирования этого кризиса. На конференции в Гарварде несогласие представителей двух столь разных систем по некоторым вопросам прошлого было неизбежным. Тем не менее мы достигли практически единодушного согласия относительно трех уроков из наших ошибок и успехов, имевших место двадцать шесть лет назад, о которых следует помнить:

•*• УРОК ПЕРВЫЙ, Учитывая ограниченность способности каждой из сторон контролировать события, в ядерный век предотвращение кризиса гораздо более важно и менее рискованно, чем управление кризисом. В Гарварде обе делегации согласились с тем, что, создавая ракетные стартовые площадки на Кубе, Хрущев не смог должным образом учесть вероятные последствия этого и реакцию на это Соединенных Штатов, а Кеннеди не смог заблаговременно и достаточно ясно растолковать Хрущеву жизненные интересы своей страны и ее намерения. Сегодня ни одна из сторон не может себе позволить допустить подобную ошибку. Обе стороны должны сократить количество ядерного оружия и уравновесить свои обычные силы.

•*• УРОК ВТОРОЙ. Учитывая неспособность каждой из сторон на-'верняка знать, каким будет ответ другой стороны, каждая сверхдержава в условиях кризиса должна действовать осторожно и гибко, никогда не загоняя другую в угол, когда перед ней встанет катастрофически узкий выбор между унижением и эскалацией. Вместо этого каждая сторона должна всегда быть готова к взаимным уступкам и постоянно стремиться видеть ситуацию такой, какой она видится другой стороне.

•*• УРОК ТРЕТИЙ. Учитывая большую опасность и большую вероятность неверного расчета и пониманияя совершенно необходимо даже в разгар кризиса поддерживать конфиденциальную связь. Во время кризиса, так же как до и после него, диалог и дипломатия не менее важны, чем оборона и сдерживание. Наши страны, возможно, никогда не будут смотреть одинаково на многие вопросы. Мы, возможно, никогда не будем любить друг друга или полностью доверять друг другу.

Но если мыыне хотим уничтожить друг друга, каждому надо знать и понимать другого лучше. Этому помогут расширенные научные, образовательные и культурные обмены, так же как и расширение торговли и туризма в обоих направлениях.

Для уважаемых Горбачева и Дукакиса (если последнего изберут) эти три урока в 1989 году будут иметь не меньшее значение, чем они имели в 1963 году для уважаемых Хрущева и Кеннеди.

СДЕЛАННЫЙ в конце кризиса обоими руководителями вывод о том, что «должен иметься более подходящий способ удовлетворять конфликтующие интересы их стран», укрепился в обеих странах в ходе 1963 года - последнего года пребывания Кеннеди в должности.

Когда-то я назвал эти продуктивные месяцы 1963 года «цельным кратким периодом симметрии». Я имел в виду не симметрию сил, вооружений сверхдержав или оказываемой ими военной помощи, ччо может быть полезной концепцией в дипломатии, и не симметрию моральных ценностей и политических систем сверхдержав, достижение чего при жизни нашего поколения не является реальным. Я имел в виду симметрию эффективного и конструктивного руководства сверхдержав в деле уменьшения перспектив войны и наращивания сил сдерживания. Ведь 1963 год принес нам договор о частичном запрещении ядерных испытаний - первый в истории шаг к ограничению ядерного оружия, «горячую линию» быстрой связи между Москвой и Вашингтоном в чрезвычайной обстановке, первую крупную продажу американского зерна СССР, соглашение о запрете размещения в космосе оружия массового уничтожения и новый подход к позитивной взаимности в обеих столицах.

И Джон Кеннеди, и Н. С. Хрущев, независимо от их личных качеств, смогли в 1963 году разглядеть потребности своих стр'ан за пределами «холодной войны». Оба они были достаточно сильны и разумны, чтобы преодолеть завесу подозрительности, которая до того момента питала гонку вооружений и препятствовала любым серьезным соглашениям по ядерному оружию. Оба они смогли убедить или преодолеть тех в своих правительствах, кто всегда говорил «нет». Оба они были смелыми, решительными, целеустремленными руководителями, и оба они пережили кубинский ракетный кризис и никогда не забывали о нем.

В этом и заключается позиция позитивной взаимности, которую я уже характеризовал в этой статье как качество, свойственное и Джону Кеннеди, и Майклу Дукакису. Говоря о взаимности, я не имею в виду непременную взаимную склонность или доверие между двумя сверхдержавами. Данная концепция предполагает, что каждая из них будет' прилагать искренние и последовательные усилия к тому, чтобы жить и работать вместе, разрешать конфликты между своими интересами иными средствами, нежели применение или угроза применения военной силы, вступать в подлежащие проверке соглашения по контролю над вооружениями и их сокращению, отвечающие их общим потребностям, и признавать законные интересы безопасности друг друга. Основой взаимности является понимание обеими сторонами того неумолимого факта, что ни одна из них не сможет «победить» ни в гонке вооружений, ни в ядерной войне и что обе сверхдержавы больше, чем любые другие страны, выиграют от предотвращения такой войны и проиграют, если она разразится.

Я уверен, что, подобно Кеннеди, Дукакис (так же, как и Буш) не захочет пойти на одностороннее разоружение или на односторонние дипломатические уступки Москве и не потерпит советской военной агрессии. Если из-за поведения Советов гонка вооружений или конфронтация станут в будущем неизбежными, он будет готов пойти на них. Однако нельзя допускать, чтобы гонка вооружений или конфронтация стали неизбежными. Я верю, что обе страны и их руководители в будущем станут все больше признавать, что наш мир перестал быть двухполюсным, когда единственным критерием являлась борьба между Востоком и Западом; что ни одна из сверхдержав не может бесконечно расширять свои военные обязательства за рубежом без того, чтобы не поставить под угрозу свою внутреннюю экономическую стабильность; что ни одна из них не может в одиночку продолжать поступательное движение в этом все более взаимозависимом мире, так же как она не может стоять на месте в быстро изменяющемся мире; что в этой связи утрачивается смысл в постоянном испытании воли или нервов друг друга во взрывоопасных региональных конфликтах.

Если руководители обеих сверхдержав хотят в 1989 году и в последующие годы действовать эффективнее своих предшественников, они должны быть способны смотреть далеко вперед, признавать ошибки, не допускать, чтобы лучшее было врагом хорошего, сокращать разрыв между желаемым и возможным, вступать в сделки, идти на компромиссы, уступать и иногда говорить в ответ «да». Если две наши страны и их руководители смогут разговаривать в таком духе, предметом переговоров могут стать многие вопросы, включая глубокие сокращения в производстве и развертывании ядерного и противоспутникового оружия, сокращение обычного и химического оружия, запрещение ядерных и ракетных испытаний, непреднамеренная война и защита окружающей среды, возобновление усилий по прекращению распространения в другие страны ядерного оружия и плутония, из которого оно изготовляется, а также новые соглашения по торговым и культурным обменам.

Короче говоря, позиция позитивной взаимности между нашими двумя очень разными обществами напоминает велосипед для двоих. Если один из двоих не захочет сесть в седло или крутить педали или упрямо будет настаивать на избранном им направлении движения, то велосипед не поедет. Если один из двоих попытается противодействовать другому или вводить его в заблуждение, совместные усилия окончатся крахом. Но если оба ездока хотят, чтобы велосипед двигался, то он поедет вперед. Сначала медленно и, конечно, не без трудностей, вихля-ний и не без разногласий между партнерами, но он поедет вперед.

Эра взаимности не означала бы конца соревнования между сверхдержавами за приобретение друзей и влияния среди развивающихся стран, соревнования в сферах политики, культуры и экономики, от которого американцы не должны уклоняться. Не положила бы она конец и неприятию и публичному осуждению одной страной системы и действий другой. Чем ни закончатся президентские выборы в Америке, ни руководитель США, ни руководитель СССР не откажутся от своих принципов и своих союзников. Наши различия сохранятся, поскольку эти различия-реальность. Но, как сказал Джон Кеннеди в Американском университете двадцать пять лет назад, «если мы сейчас не можем покончить с нашими различиями, мы по крайней мере можем помочь сделать мир безопасным для многообразного развития. Ибо в конечном счете самое главное, что связывает нас, это то, что все мы населяем нашу маленькую планету. Все мы дышим одним воздухом. Всем нам дорого будущее наших детей. И все мы смертны».