Классическая школа не выдержала
жестокого испытания, которое устроила
микроэкономике «Великая депрессия» 30-х
годов. Необходимо осознать феноменальность
Депрессии, поразившей именно
высокоразвитые в индустриальном отношении
страны. Это был «бунт» пренебрегаемой
рыночным обществом тенденции к
социализации экономики. И именно с этого
момента «чисто-рыночное» объяснение всех
экономических процессов, доведенное до
степени универсального социального
мировоззрения, стало далее невозможным:
социализация требовала социализма. Мера
социализированности рыночной экономики
стала мерой ее цивилизованности.
Однако, как оказалось,
социализация, социализированность,
социалистичность экономики обладает
весьма широким диапазоном форм реализации.
Традиционный демократизм и глубинная
рыночность стран Запада удержали их от «государственного
ультрасоциализма» (возникшего в России в
силу дополнительных исторических условий).
На смену «классике» пришло «кейнсианство»,
сущность которого также можно представить
тремя идеями:
- государственное
регулирование рынка необходимо,
- но оно может быть лишь краткосрочным
конъюнктурным вмешательством,
- основной объект
манипулирования - совокупный спрос.
Отсюда - особое внимание
кейнсианцев к «экономической политике
государства»: феномену, отсутствовавшему
в системе экономического анализа классиков.
В середине 70-х годов инфляция
стала постоянным параметром
макроэкономического движения. Это означало
конец «эпохи кейнсианства», ибо стимулирование
совокупного спроса приводило к неуправляемой
разрушительной инфляции. Новая
экономическая реальность требовала новой
концепции макроэкономического
регулирования.
Вот почему экономическая мысль,
сохранив главное методологическое
достижение кейнсианства - идею о
необходимости государственного вмешательства
в рыночную экономику, вынуждена была отказаться
от «прикладного» содержания кейнсианства.
На авансцене оказалась так называемая «чикагская
школа» (известная как «монетаризм»),
выдвинувшая три идеи:
- реанимация конкуренции как
главного и адекватного рыночного
механизма,
- ограниченное вмешательство
государства в экономику,
- основной объект
манипулирования - сфера денежного
обращения.
В практическом плане это
знаменовало переход приоритета от налогово-бюджетной
политики (столь любимой кейнсианцами) к
денежно-кредитной политике (не менее
горячо любимой монетаристами): «фискальная»
политика уступила место «монетарной».
Эволюция же самого монетаризма
есть, в свою очередь, отражение сложного
процесса возникновения цивилизованной («социально-регулируемой»)
рыночной экономики.
Таким образом, в движении
современной экономической мысли следует
различать два качественно отличных
периода: «классический», когда экономисты
исходили из саморегулируемости рыночной
экономики, и «кейнсианский», когда
экономисты вынуждены были перейти к
противоположному взгляду (невозможному и
потому неприемлемому для «классиков»,
считавших - на основе уроков реальной
истории, - что государство всегда есть
главный враг рыночной экономики): рыночная
экономика утратила способность к
саморегулированию и нуждается в
целенаправленном воздействии системы
внешних регуляторов.
И хотя в дальнейшем кейнсианство
также испытало кризис, тем не менее именно
с 30-х годов экономическая наука перешла
запретный «Рубикон» и пребывает с тех пор в
кейнсианских методологических
координатах, будучи во всех вариациях (включая
монетаризм) концепцией «государственно-регулируемой
рыночной экономики».
Это определение удачно
обнаруживает драматическую природу
постиндустриальной экономики, которой
объективно суждено быть сочетанием двух
несочетаемых начал: «государства» и «рынка».
Теперь понятно, что все послекейнсианские
теории являются только модернизацией
кейнсианства, поскольку все они сохраняют
стратегическую преемственность идеи
необходимости государственного
регулирования рыночной экономики.
Сказанное позволяет оценить
монетаристов как «внуков» экономистов
классической школы и «детей» экономистов
кейнсианской школы, своеобразных «неоклассиков-неокейнсианцев»,
пытающихся сочетать рынок с государством,
отдавая при этом предпочтение «рынку».
Несмотря на все дискуссии,
оправданно - в широком аспекте - считать
весь XX век эпохой господства «теории
рыночной экономики», поскольку и
кейнсианцы, и монетаристы «работают» в координатах
классического подхода, утверждавшего, что
рыночные начала эффективнее всего. И
кейнсианство, и монетаризм свежи
стратегической целью имеют общую задачу -
сохранение рынка в условиях нарастания
антирыночных тенденций. Другими словами,
кейнсианство - это «классика» в реалиях 30-х
годов, а монетаризм - кейнсианство в реалиях
70-х годов.
Итак, классическая теория,
рассматривая макроэкономику как всего
лишь «большую микроэкономику», полагала,
что и в макроэкономике господствует такой
же «микроэкономический» механизм
свободного рыночного ценообразования, «автоматически»
обеспечивающий эффективное («равновесное»)
состояние - совпадение величин совокупного
спроса и совокупного предложения. Из этого
теоретического тезиса следовая
практический вывод - как и микроэкономика,
макроэкономика так же и тем же ценовым
механизмом способна сама преодолевать
возможные- временные отклонения от
равновесного состояния. Это, по мнению
классиков, исключает длительное завышение
уровня цен или длительное сокращение
объема производства. Следовательно,
саморегулируемость рыночной экономики
проявится и на макроуровне, главное - и
здесь следовать самому приятному принципу
классической теории: «не лезьте!» («лессэ
фэр!»).
Не затруднялись классики и в
объяснении основной социальной проблемы
рыночной экономики - безработицы.
Как им представлялось, зарплата
устанавливается на рынке труда простым
соотношением предложения труда и спроса
на труд, и если зарплата отклоняется «вверх»
от равновесного уровня, то предложение
труда начинает превышать спрос на него, а
это вызывает избыточную («сверхъестественную»)
безработицу. Но рынок труда, породивший
эту проблему, способен и должен решить ее
сам. Для этого имеется только один «универсальный»
способ - снижение зарплаты до равновесного
уровня.
Однако жизнь оказалась сложнее, а
кейнсианское объяснение циклический
безработицы вообще привело к революции в
экономической теории.
Современная экономика выросла из
рыночного взаимодействия единичных
потребителей и единичных производителей.
Такое взаимодействие есть «микроэкономика».
В экономической истории «эпоха
микроэкономики» - это XIX век, век «классической»
экономическое теории и «классической»
рыночной экономики. В этот период
микроэкономика по праву являлась
единственным объектом внимания
экономистов.
Теперь понятно, что в такой
ситуации и экономика страны могла
предстать только «совокупностью
микрорынков». А это означало, что объяснение
механизма микроэкономики «автоматически»
переносилось на экономику в целом,
становилось одновременно теоретическим
объяснением и механизма
макроэкономического движения.
Микроэкономический подход
преобладал также и в анализе достижения
общей экономической эффективности.
Поскольку для рынка - это состояние
равновесия (при котором спрос равен предложению),
то предполагалось, что установление
равновесия на каждом микрорынке обеспечит
и общее равновесие; словом, общая удача
оказывалась - в духе «разумного эгоизма» А.
Смита - следствием многих частных удач.
«Всеобщность» микроэкономики (и
на практике, и в теории) продолжалась до «Великой
депрессии», которая обнаружила, что
одномерное («мономикроэкономическое»)
строение рыночной системы исподволь
преобразовалось в двухуровневое строение:
наряду с микроэкономикой сформировалась
более широкая, более сложная и самостоятельная
подсистема - макроэкономика. Именно к
макроэкономике перешел приоритет в
практике и теории, и с 30-х годов возникла
особая теория макроэкономики, при изучении
которой необходимо учитывать три
обстоятельства.
Во-первых, макроэкономическая
теория сложнее микроэкономической и
сложность эта порождена вводом в
экономический анализ социальных факторов,
деформирующих рынок.
Во-вторых, общая постановка
проблемы и понятийный аппарат
макроэкономики разработаны Дж. Кейнсом, в
связи с чем основное внимание заслуживает
кейнсианство - «классический центр» макроэкономической
теории.
В-третьих, знание
макроэкономической теории есть основа
современной экономической культуры, при
отсутствии которой легко стать «игрушкой»
в руках лукавых обличителей кейнсианства.
|