Уже не один век мода играет не последнюю роль в мире идей, влияет на литературные и музыкальные вкусы, опреде­ляет кулинарные пристрастия, ощущается в различных сферах человеческой деятельности.

Активное использование средств массовой информации, демократизация и научно-технический прогресс способствова­ли еще более широкому распространению моды, возникнове­нию новых разнообразных форм ее проявления.

Когда речь идет просто о «моде» и не дается никаких уточнений, подразумевается мода на одежду, во всех других случаях необходимо конкретное лексическое («музыкальная мода», «интеллектуальная мода») или контекстуальное пояснение.

Действительно, естественная лаборатория моды исследует манеру одеваться, иначе говоря, коренное отличие человека от животного, способствующее созданию человеческой общности.

Нет народов, живущих совершенно обнаженными: одни носят пояса, набедренные повязки, украшения; другие окраши­вают тело, наносят татуировки и шрамы, употребляют грим: для третьих характерны особые прически или оружие, выполняющее часто декоративную функцию, за исключением периода войн и охоты.

Известно, что там, где климат позволяет обходиться без одежды, которая перестает выполнять защитную функцию, человек все же носит одежду «классического» типа или наносит на тело ритуальные изображения, а часто потребность одеваться выражается в особом внимании к деталям и аксессуарам (впрочем, использование необязательных аксес­суаров нагим человеком - это тоже способ одеваться). Сегодня в развитых странах изменчивая мода определяет фасоны, расцветку, материалы и аксессуары (сумочки, обувь, украшения, часы, ручки и т. д.). Даже прическа подчиняется прихотям моды: она стала важнейшим элементом костюма. И наконец, явление, не имеющее исторических прецедентов, - представители всех общественных классов, всех возрастных групп, мужчины и женщины одеваются согласно циклическим изменениям моды.

Давно стал общеизвестным факт, отмечавшийся на про­тяжении веков в литературе: слово «мода» неизбежно под­разумевает «круговорот моды». Лабрюйер посвящает моде главу в книге «Характеры или нравы нашего века». Вот что он пишет: «Едва одна мода приходит на смену другой, и уже она вынуждена отступить перед еще более новой, кото­рая уступает место следующей за ней и далеко не послед­ней, - таково наше легкомыслие». Мода в его понимании - «легкомысленные и недолговечные обстоятельства в потоке зыбкого времени». С тех пор каждая новая эпоха повторяет этот диагноз и представляет себе, что мода изменяется гораздо стремительнее, чем в старые времена. Случилось то, что должно было случиться, и вот уже Жиль Липовецкий отмечает, что современная мода подчинена «империи эфемер­ности».

Справедливо утверждение, что мода пронизана «неистовым чувством времени» ( Ролан Барт), но не менее важно уточнить, что связь моды - не будем выходить за рамки естественной лаборатории - со временем не является простой линейной зависимостью. Можно выделить три ее временных типа:

1) короткие циклы, иногда носящие мимолетный характер (от нескольких недель до нескольких лет);

2) средние циклы (продолжающиеся годы) отражают достаточно долговременные тенденции, определяющие смену конкретных форм и образцов одежды, например укорачивание юбок с конца 50-х годов до середины 60-х годов или измене­ние положения брючных стрелок, расположенных до 1890 года сбоку, а затем впереди, когда появляются мужские костюмы (конец XIX - начало XX в.), стрелка практически исчезает с распространением джинсов, но появляется вновь в виде боковой складки на широких джинсах конца 70-х годов. Наиболее популярными являются в настоящее время два вида: стрелка впереди («городской» или «выходной» костюм) и отсутствие стрелки (джинсы, спортивная одежда).

3) длительные циклы могут рассматриваться как «окон­чательные» культурные достижения, которые не ощущаются обществом, пока не наблюдается резких отклонений от нормы. Так, в XIX в. длинные брюки традиционного «народного» покроя вытесняют старинные мужские штаны до колен, кото­рые носили дворяне, и вся мужская мода на протяжении века основывается на этом предмете костюма.

Мода вовсе не развивается спиралеобразно ускоренными темпами и внутри каждого цикла, отнюдь не эфемерность выступает типичным явлением: однодневная мода потерпела крах. Любая получающая признание мода приживается (подобно черенку или культуре) на многие годы (примером может служить современная французская мода: мужское и женское трико, зеленый, лиловый и темно-красный цвета, рубашки в полоску, подложные плечи для мужчин и женщин) (4). В большинстве случаев новая мода возникает, не вытесняя старой: снижение интереса - значительно более длительный процесс, который трудно предвидеть. Из года в год ассорти­мент предлагаемой продукции изменяется постепенно - резкие сдвиги случаются редко, -- в первую очередь выпу­скаются изделия, дополняющие уже существующую продук­цию. Если бы мода ориентировалась на сиюминутные потреб­ности, то сезонные распродажи не пользовались бы таким успехом: спрос основан на уверенности в том, что вещи, купленные в конце сезона, не выйдут из моды и в последующие годы.

Следует также заметить, что «базовые модели» - опреде­ление, идущее на смену эпитету «классические» для обозначе­ния неподвластных времени видов одежды, которые всегда в моде, - служат проявлением антимоды: об этом красноречи­во свидетельствует, например, 501 модель джинсов фирмы «Levi Strauss», «Базовые виды» одежды относятся к среднему циклу, хотя, возможно, со временем попадут в разряд «долго­жителей».

Демократизация моды не разладила ее механизма, а усили­ла процесс регулирования производства и сбыта в торговой сети, без чего было бы невозможно осуществление масштаб­ных экономических мероприятий и увеличение массового потребления моды.

В 1699 году англичанин Джон Веллерс критиковал не­гативное влияние «непостоянства» моды на рост «числа нуждающихся». Происходил следующий процесс: зимой галантерейщики и хозяева ткацких фабрик «не рисковали затрачивать свои капиталы, чтобы поддержать рабочих зара­ботком, пока не наступит весна и не выяснится, какова мода»; весной наблюдается всплеск предложения работы, и начинается отток рабочей силы кз деревни. Непредсказуе­мость моды на средние сроки превращала ее, по словам Маркса, комментирующего в «Капитале» Джона Беллерса, в «убийцу» и делала ее «несовместимой с системой крупной промышленности». Сегодня совместимость моды и круп­ного промышленного производства не вызывает сомнения, о чем свидетельствует, например, развитие производства готового по половому, возрастному, социальному, профессиональному, культурному и другим признакам, по месту и времени, состоянию здоровья, обычаям, по политико-идеологической и религиозной принадлежности групп населе­ния; мода отражает их эволюцию. Именно эти эволюцион­ные процессы составляют смысл и ценность моды, но вместе с тем усложняют ее оценку.

Со времен Великой французской революции большинство социальных, идеологических и половых групп имело возмож­ность вписать свою страницу в историю «моды», создавая ее пейзаж, позволяющий судить о последовательных событиях, которые совпадают с долговременными тенденциями, уводят их в сторону, нарушают, поворачивают вспять или же порождают. Этот пейзаж не является ни следствием не­избежного чередования элементов предрешенной структуры («структурализм») - просторное - облегающее, короткое - винное, - ни результатом прохождения трансисторических социальных циклов (теория, согласно которой должны существовать обязательные социальные траектории моды). Мода - это передовой рубеж на поле боя, стратегическая ставка, от которой в значительной мере зависит распреде­ление ролей и власти, часто она становится движущей си­лой эволюции социальных условий. В течение одного века женщины захватили мужской гардероб, не забыв ни о своих специфических, исторически приобретенных функциях (обольщение, искусство показать себя, материнство): театр моды символизировал двоякое стремление женщин до­биться равноправия с мужчинами, не растеряв природных достоинств, равноправия сложением, а не вычитанием. Мода была не только показателем женской эмансипации, но и общим знаменателем эмансипации подростков через всемирный взрыв рик-моды, ускоривший длительную тенден­цию к разобщению поколений, отмеченную еще Токвилем.

Итак, одежда и музыка стали двумя аренами вторжения, разделения (даже расчленения) и захвата власти.

Массовое сознание - специфический тип общественного сознания, получивший широкое распространение в боль­шинстве современных обществ. Подобно групповым (клас­совым, национальным, этническим, профессиональным и иным формам общественного сознания, оно выделяется не в за­висимости от содержательных характеристик, познаватель­ных способностей, экспрессивных свойств, но прежде всего на основе особенностей его носителя, субъекта. При этом если носителем названных форм общественного сознания являются те или иные группы общества, то в массовом сознании в ка­честве такового выступают особые совокупности инди­видов, именуемые массами. Типичные, характеризующиеся различными масштабами примеры масс: участники широких политических или социокультурных движений современности (например, в защиту окружающей среды, протеста против атомной угрозы); аудитории тех или иных средств и каналов массовой информации (например, читатели определенной газеты); потребители социально «окрашенных» (престижных, модных и т. п. ) товаров и услуг; поклонники эстрадных «звезд»; «болельщики» одной и той же футбольной команды.

К числу наиболее существенных особенностей всякой массы следует отнести: 1) статистический характер образую­щего ее множества индивидов (состоящее из дискретных единиц, это множество не представляет собой какого-либо самостоятельного, целостного образования, отличного от со­ставляющих его элементов); 2) стохастическую (вероятност­ную) природу данного множества, находящую выражение в том, что «вхождение» в него индивидов носит неупорядо­ченный, «случайный» характер, осуществляется по принципу «может быть, а может и не быть» (в результате такое множество всегда отличается размытыми, открытыми граница­ми, неопределенным количественным и качественным соста­вом); 3) ситуативный характер данного множества, связанный с тем, что оно образуется и существует исключительно на базе и в границах той или иной конкретной деятель­ности, невозможно вне ее (что делает такое множество относительно неустойчивым, временным образованием, ме­няющимся от случая к случаю); 4) откровенно внегрупповую (или межгрупповую) природу данного множества, про­являющуюся в том, что оно «разрушает» границы между всеми существующими в обществе социальными группами, отличается разнородным, «смешанным» социальным составом (включая в себя представителей различных классов и про­фессий, лиц с неодинаковым имущественным положением, образованием, уровнем культурного развития и т. д.); 5) неспособность данного множества выступать структурным элементом более широкого социального целого (общества в целом), описывать его сколько-нибудь строгим и исчерпыва­ющим образом (в том числе в силу неизбежного «пересече­ния» подобных множеств друг с другом).

В содержательном отношении присущее данному субъекту сознание представляет собой широкую совокупность знаний, представлений, иллюзий, чувств, настроений, отражающих все, без исключения, стороны жизни общества, способные вызвать тот или иной отклик в массах и доступные мас­совому восприятию. Поэтому в нем находят место все пред­метно выделяемые формы общественного сознания - филосо­фия, политика и искусство, право и мораль, наука и религия. Вместе с тем по своему содержанию массовое сознания не совпадает с общественным сознанием в целом, значительно уже последнего, поскольку за его границами оказывается множество явлений, затрагивающих сугубо групповые, специа­лизированные интересы (например, основное содержание нау­ки, элементы профессиональной этики и т. п.).

Структура массового сознания представляет собой чрезвы­чайно сложное, конгломеративное образование, возникающее на «пересечении» всех известных (выделяемых по различным основаниям) типов общественного сознания - чувственного и рационального, обыденного и специализированного, абстрактного и художественного, созерцательного и связан­ного с волевыми действиями, рационального и иррациональ­ного. На основе причудливого переплетения всех этих форм в его составе возникает множество разнообразных эле­ментов в диапазоне от «позитивного знания» до «ложных образов действительности», от «моментальных эмоций» до «устойчивых настроений», от «фрагментарных мнений» до более или менее широких «полей суждений». Бросающиеся в глаза свойства структуры массового сознания ее разорван­ность, пористость, противоречивость, способность к быст­рым, изменениям в одних отношениях и известному «око­стенению» (связанному в том числе с образованием так называемых стереотипов сознания) - в других.

Как и сами массы, сознание в современных типах об­ществ возникает и формируется в первую очередь в процессе массовизации основных условий и форм жизнедеятельности людей (в сферах производства, потребления, общения, социально-политического участия, досуга), порождающем одинаковые или подобные устремления, интересы, потребно­сти, навыки, склонности и так далее. С другой стороны, действие этих непосредственных условий и форм бытия закрепляется и получает свое дальнейшее завершение в производстве и распространении соответствующих видов массовой культуры, прежде всего связанных с функциони­рованием средств массовой информации и пропаганды. С их помощью указанные интересы, потребности, устремления широких слоев населения оформляются в виде серий одних и тех же образов действительности, способов познаватель­ной деятельности и моделей поведения.

Будучи духовным продуктом объективных процессов, особого рода человеческой практики, массовое сознание ока­зывает активнейшее воздействие на многие стороны жизни об­щества, выступая в качестве важного регулятора форм по­ведения людей, в том числе посредством механизмов обще­ственного мнения, общественного настроения. Эта функция массового сознания постоянно возрастает по мере усиления роли масс в экономической, политической и культурной жизни отдельных стран и мира в целом.

В социальной науке Запада массовое сознание осве­щается с различных позиций - откровенно антидемо­кратических, отождествляющих массы с темной, не способ­ной к развитию «чернью», «толпой» (Я. Буркхард, Г. Лебон, X. Ортега-и-Гассет); социально-критических, рассматривающих массу как негативное порождение современ­ного антигуманного капиталистического общества (Э. Фромм, Д. Рисмен, Р. Миллс, Г. Маркузе); позитивистских, связывав­ших явление массы с научно-техническим прогрессом, дея­тельностью средств массовой информации и пропаганды (Г. Блумер, Э. Шилз, Дон Мартиндейл). Однако выражен­ная идеологическая ангажированность многих из этих на­правлений (проявляющаяся ярче всего в стремлении доказать, что массовое общество приходит на смену клас­совому) создала поистине непреодолимые препятствия для собственно научного, строго объективного анализа массового сознания раскрытия его действительной природы, подлин­ных механизмов возникновения и функционирования, факти­ческих свойств и роли в жизни современных обществ.

Следует признать, что систематическое, развернутое реше­ние данной задачи стоит в повестке дня и марксистской социальной науки. Хотя первые формулировки и первые решения ее мы находим уже в ранних (а затем и поздней­ших) работах К. Маркса и Ф. Энгельса, длившееся затем десятилетиями господство леденящего разум догматизма практически полностью исключило данный предмет из поля зрения научного рассмотрения марксистов. Сегодня ситуация меняется, и, как кажется, принципиально. Поэтому будем ждать результатов этих изменений. А точнее говоря, не только ждать, но и готовить их.