Развитие ЧЕЛОВЕКА И
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА на фундаменте ТРУДА
как главного источника общественного
богатства охватывает ДВА ГЛАВНЫХ ПЕРИОДА (ДВЕ
ЧАСТИ ПЕРВОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОЛОСЫ): во-первых,
развитие в рамках естественноисторической
необходимости, но без частной
собственности и эксплуатации человека
человеком, без антагонизмов; и, во-вторых,
развитие в рамках
естественноисторической необходимости, но
при частной собственности и эксплуатации,
при наличии социальных антагонизмов. Для
обществоведов XIX столетия, изучавших
тогдашний капитализм, чем дальше, тем
становилось яснее, что назревает
глубочайший перелом как в производстве, так
и в самых различных сферах общественной
жизни. В чем состояла суть этого приближавшегося
перелома? Сохранявшийся на протяжении всей
предшествующей истории относительно
невысокий уровень производительных сил
делал человечество, столь зависимым от
материального производства, от его способности
удовлетворить элементарные естественные и
исторические потребности ЧЕЛОВЕКА, что
всякий раз конечной целью прогресса (в
каких бы общественных формах он ни
совершался) оставалось совершенствование
самого материального производства,
умножение его овеществленных
производительных сил. Однако мощный .скачок
в развитии производства, достигнутый
капитализмом в результате ПРОМЫШЛЕННОЙ
РЕВОЛЮЦИИ, изменял ситуацию, делал
возможным переход человека к качественно
новой полосе истории.
Теперь человечество могло
обрести большую «свободу» от своих
биологических потребностей, уже удовлетворяемых
существующим уровнем производства, т. е.
большую «свободу» от естественной
необходимости при компенсации этого
сдвига ростом его подчиненности «очеловеченным»
историческим потребностям и исторической
необходимости, что и означало переход к
такой полосе истории,- где общество, уже не
испытывая прежней зависимости от
материального производства, может сделать
целью прогресса не развитие материального
производства для умножения капитала, т. е.
овеществленного мертвого ТРУДА, а «производство
основного капитала, причем этим
основным капиталом является сам человек» {Маркс
К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. II. С. 221), развитие
его собственных физических и духовных сил.
Иначе говоря, при достижении .этого рубежа в
результате описанного перелома менялась
суть и общий характер общественного
прогресса.
Рассматриваемый исторический
перелом мог произойти и обязательно
должен был наступить не в силу чьего-то
субъективного желания, а из-за
естественноисторичес-кого развития
капитализма, из-за назревшего СКАЧКА в
материальном производстве, в самой сути
созидания общественного богатства и его
размеров. Смысл этого необходимого и
назревавшего с неизбежностью перелома - в
развитии НАУКИ и ТЕХНИКИ, подстегнутых
ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ и особенно уже
зарождавшейся НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ
РЕВОЛЮЦИЕЙ. Именно она должна была
составить основу перехода от ТРУДА к
РАЗУМУ (НАУКЕ) как главному доминирующему
источнику общественных богатств. Уже в XIX в.
понимали: приближаются и другие
качественные перемены.
Во-первых, как только ТРУД в своей
непосредственной форме станет утрачивать
роль главного источника общественных
богатств, уступая эту роль НАУКЕ, начнут
исчезать главные условия рыночной
экономики, со всей силой проявится
тормозящая роль частной собственности,
толкая к ее «снятию» и устранению связанных
с ней эксплуатации и гнета, а также
общественных катаклизмов и взрывов. «Как
только меновая стоимость перестает
составлять предел для материального
производства и его предел будет
определяться его отношением к целостному
развитию индивида, то отпадет вся эта
история с ее судорогами и страданиями» (Маркс
К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. II. С. 123). Здесь, как
и в других высказываниях, видно: Маркс
предполагал, что исчерпание возможностей
рыночной экономики и конец капитализма в
силу его внутренних антагонизмов совпадут
по времени, а потому на смену рыночной
экономике капитализма придет нерыночный
социализм, а позже бестоварный коммунизм.
Уловив эту суть изменения хода
истории, Маркс и Энгельс сразу же
постарались, с одной стороны, перевести
освоенное на политический язык, а с другой -
углубить теоретическое осмысление
грядущего перелома. в своих широко
известных работах «Манифест Коммунистической
партии», «Критика Готской программы», «Капитал»
и «Анти-Дюринг» они наметили пути
использования складывавшейся ситуации в
интересах рабочего класса, трудящегося
большинства. Что же касается более глубокого
обоснования уже сделанных политических
прогнозов и социально-экономических
выводов, то основные аргументы были
наиболее полно изложены К. Марксом в «Экономических
рукописях», которые не были известны
революционным лидерам и широкой
общественности.
Во-вторых, как только РАЗУМ (НАУКА
как непосредственная производительная
сила) выдвигается на передний план в
качестве главного источника богатств в
главной материальной сфере человеческой
жизнедеятельности, неизбежны глубокие
перемены во всех аспектах общественной
роли СОЗНАНИЯ, РАЗУМА, НАУКИ. Чем дальше, тем
становилось очевиднее (особенно ясно это
проявилось в XX в.), что в ходе общественной
эволюции не только в далеком прошлом, rio и в
наше время та или иная страна (пусть в силу
своих причин) может оказаться на обочине
развития человечества, т. е. в стороне от
общей линии, общей оси общественного прогресса
и пойти по пути создания невиданной и
непредсказанной общественно-экономической
и социально-политической системы,
выпадающей из общей логики развития,
ломающей эту логику, ставящей ее под
сомнение.
Более того, по мере развития
общественных противоречий и коллизий
обнаруживалось, что именно огромная и все
возрастающая роль СОЗНАНИЯ, ОБЩЕСТВЕННЫХ
ИДЕЙ, а вместе с тем сознательно-организующих
действий политических властей и
спонтанных действий масс при переходе от
вторичной к третичной формации (от
классового к послеклассовому обществу)
приводит к тому, что люди, как отмечал Карл
Маркс, обретают способность быть не
только актерами, но и настоящими авторами
собственной драмы - человеческой истории. И
дело здесь не только в том, что люди наконец-то
выступают как сознательные творцы
своего прогрессивного развития. Гораздо
важнее другое: возникает зловещая
опасность того, что в результате
манипуляций и заблуждений, общественных
психозов, а также непредвиденных по своим
роковым последствиям организованных
действий может быть прямо погублена вся
человеческая цивилизация (в случае
ракетно-ядерного конфликта, взрыва ряда
атомных электростанций и т. п.) или могут
быть постепенно разрушены сами основы
существования человеческой цивилизации
(гибель естественных условий обитания,
разрушение озонового защитного слоя,
уничтожение механизмов
естественноисторического прогресса), в
силу чего человечество или его определенная
часть, страна, нация, народ может оказаться
на исторической обочине, в социально-экономическом
тупике или даже в исторической нише, выйти
из которых и вернуться на путь прогресса
будет или очень трудно или даже невозможно.
Как же развивалась история в XX
столетии? Уже в начале века стало ясно, что
Марксово предположение об одновременном
исчерпании возможностей рыночной
экономики и крушении капитализма не
подтверждается жизнью: капитализм стал
рушиться раньше, чем исчерпала себя
рыночная экономика. (Именно с этого
несовпадения начались беды России.)
Обнаружилось, что развитие материального
производства в разных странах и целых
регионах - неодинаково и совершается неравномерно,
причем близость капитализма к рассматриваемому
перелому везде своя и совсем не совпадает с
остротой социальных антагонизмов, делающих
сохранение эксплуататорского общества
уже невозможным. В начале века Россия,
капиталистически не высокоразвитая
евразийская страна, оказалась средоточием
конфликтов, страной революционных взрывов.
С победой в Октябре 1917 г. рабоче-крестьянской
революции перед властью встал вопрос
реализации обещанного. И тут резко
разошлось то, чему учил марксизм - устранять
частную собственность, рынок и деньги,
создавать бестоварный социализм - с тем, что
диктовала ситуация: увязать
социалистический идеал с еще длительным
сохранением рыночной экономики.
Есть все основания считать, что
Маркс не исключал возможности подобного
развития событий. Будучи сторонником
одновременной и повсеместной
коммунистической революции, он, видимо, не
исключал того, что ко времени такого
всемирного революционного переворота ряд
государств или даже регионов окажется не
готовым для непосредственного перехода к
коммунистическим принципам общественной
организации, а потому здесь придется на
какое-то время сохранить рыночную
экономику («зряшное отрицание» неизжитого
отвергалось). Скорее
всего для такой ситуации и
учитывая важность стоимостных измерений
для составления планов пропорционального
развития экономики и в этих странах, К.
Маркс считал, что «при сохранении
общественного производства определение
стоимости остается господствующим в том
смысле, что регулирование рабочего времени
и распределение труда между различными
группами производств, наконец,
охватывающая все это бухгалтерия
становится важнее, чем когда бы то ни было
было» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. II. С.
421).
Не нужно быть семи пядей во лбу,
чтобы понять: положение, согласно которому
после уничтожения капитализма «определение
стоимости остается господствующим»,
противоречит выводу, рассматривающему
капитализм как «последнюю ступень
развития стоимостного отношения и
основанного на стоимости производства».
Автором обоих положений является К. Маркс.
Думаю, что для объяснения этого
противоречия нужно учитывать следующее:
эти, казалось бы, взаимоисключающие положения
совместимы, если признать, что тезис о
капитализме как последней ступени -развития
стоимостного отношения и вытекающая
отсюда концепция нерыночного социализма
выражают генеральную линию исторического
развития капитализма до своих высших
ступеней, исчерпывающих рыночную
экономику, и его преобразования в
нерыночный социализм, а тезис об
общественном производстве, сменяющем
капитализм, но где определение стоимости
остается господствующим, относится к
формам обобществленного производства, где
еще не исчерпаны возможности рыночной
экономики и нужен рыночный социализм.
Эти мысли о рыночном социализме
оказались провидческими: независимо от К.
Маркса В. Ленин после Кронштадтских
событий 1921 г. провозглашает переход к нэпу,
пишет, что суть социализма в товарообмене с
крестьянством, т. е. признает рыночность
социализма, что быстро выводит страну из
кризиса, обеспечивает быстрый рост
производства. Но И. Сталин свернул нэп и тем,
как предвидел К. Маркс, вывел страну на
бездорожье, сделал ее пленницей «казарменного
коммунизма». Поскольку созданная Сталиным
мобилизационная экономика оставляла
производителям материальных благ меньше
стоимости их рабочей силы, то это сделало
невозможным настоящую рыночную экономику
при социализме и, подорвав стимулы ТРУДА,
привело к тому, что теперь «никто так не
умеет работать, как не умеем мы». Это
предопределило фиаско «реального
социализма».
Поэтому, если говорить о судьбах
Отечества в широкой исторической
ретроспективе, то основные беды нашего
социализма не в его утопизме, а прежде всего
в историческом забегании. Очевидно, что
наше общество ни в 1917 г., ни в 30-е гг., да и
сейчас еще не дошло до указанной Марксом
разделительной грани - перехода от ТРУДА к
НАУКЕ как непосредственной производительной
силе, главному созидателю общественного
богатства, а значит, социалистические
эксперименты были преждевременными,
возможности же рыночной экономики у нас
все еще не исчерпаны. Что из этого следует?
То, что мы должны возвратиться к рыночной
экономике, а не к дикому капитализму. Этого
не поняли ни горбачевские перестройщики,
ни либеральные реформаторы! Как те, так и
другие, обещая вывести общество из кризиса,
так и не поняли, куда идти, и завели страну в
тупик. Ведь «никто не заходит так далеко,
как те, кто не знает, куда идет».
Вовсе не утопизм социализма, как
это утверждают его враги, а историческое
забегание в продвижении к нему сначала в
России, потом в Китае и Вьетнаме и других
странах, где не созрело ни объективные, ни
субъективные предпосылки для «введения
социализма» (о чем по отношению к России на
протяжении всего 1917 г. говорил и писал В.
Ленин), стало первопричиной драматического
послеоктябрьского развития России и других
стран, оказавшихся в подобном положении в XX
в. Их беды не опровергли, а подтвердили
мысли Маркса и Энгельса о том, что любая
страна, где частная собственность и рынок
не изживают себя, а насильственно и
преждевременно упраздняются, вовсе не
становится на путь к социализму, а уходит
от него, становится пленницей «казарменного
коммунизма», где внешние атрибуты
социализма лишь прикрывают повсеместное
отрицание личности человека. Казарменный
псевдосоциализм - устройство, возникающее
вне общей логики истории, но с необходимостью
и даже неизбежностью там, где желание
социализма расходится с его возможностью,
но предпринимаются попытки его введения
средствами насилия и принуждения. В
результате возникает административно
организованное устройство, несущее «новые»
- государственно-бюрократические формы -
формы эксплуатации и гнета, низводящие
личность до выдрессированной рабочей силы,
«винтика» бюрократической машины. Подобный
псевдосоциализм обречен! Он должен был
пасть и он пал во всех странах, не сумевших
вовремя восстановить еще не изжитую
рыночную экономику, ее принципы
хозяйствования и весьма необходимые здесь
механизмы устойчивого экономического
роста и соответствующие политические
структуры.
Естественно, что приверженцы
капитализма, как зарубежные, так и
отечественные, стали изображать происшедшее
в качестве свидетельства неосуществимости
социализма, как доказательство того, что
капитализм - единственная историческая
перспектива, единственный выбор
современной человеческой цивилизации.
Пожалуй, самым радикальным
выводом из событий конца XX в., событий,
связанных с крушением двухполюсного мира,
исчезновением СССР как одной из двух
супердержав столетия и разрушением «реального
социализма» (казарменного
псевдосоциализма или левого тоталитаризма)
в СССР и других европейских странах, стал
вывод о наступающем КОНЦЕ ИСТОРИИ.
Ошеломляющим этот вывод стал потому, что
он был сделан уже в 1989 г., т. е. тогда, когда
только разворачивалось крушение
двухполюсного мира и контуры будущего еще
даже не проступали, но особенно потому, что
этот вывод сделал не падкий на сенсации
журналист, а серьезный исследователь Ф.
Фукуяма, заместитель директора отдела
политического планирования
госдепартамента США, являвшийся в прошлом
исследователем всемирно мзве-стной
Рэнд Корпорейшн.
Смысл вывода таков: «То, чему мы,
вероятно, являемся свидетелями, не
означает просто конец холодной войны или
завершение конкретного периода послевоенной
истории: но конец истории как таковой, т.е.
конечную точку идеологической эволюции
человечества и универсализации западной
либеральной демократии как последней
формы управления в человеческом обществе.
Это не означает, что в дальнейшем не будет
событий, попадающих на страницы ежегодных
обзоров «Форин Аф-ферз» по международным
отношениям, так как победа либерализма была
одержана, в первую очередь, в сфере идей или
сознания и до сих пор не окончательна в
реальном или материальном мире. Тем не
менее существуют серьезные причины
считать, что это идеал, который в
перспективе будет править материальным
миром.
Видя «конец истории» в «универсализации
западной либеральной демократии» как
последней формы управления в человеческом
обществе», думая, что «это идеал, который в
перспективе будет править материальным миром»,
Ф. Фукуяма не считает себя оригинальным в
признании такой философии истории и ее
исхода. «Представление о конце истории, -
отмечает он, - не является оригинальным.
Наиболее известным его пропагандистом был
Карл Маркс, который полагал, что ход
исторического развития является
целенаправленным, определяется
взаимодействием материальных сил и
завершится лишь с достижением
коммунистической утопии, что окончательно
разрешит все существующие противоречия.
Однако концепция истории как
диалектического процесса с началом,
серединой и концом была заимствована
Марксом у его великого немецкого
предшественника Георга Вильгельма
Фридриха Гегеля». Далее. Ф. Фукуяма пишет о
том, что Маркс заслонил своими взглядами
правильные взгляды Гегеля, которые уже в 30-х
гг. восстанавливал в своих парижских
семинарах А. Кожев, блестящий русский
эмигрант, который «стремился воскресить
Гегеля» - автора «Феноменологии духа». И
далее. «В поражении Прусской монархии,
которое ей нанес Наполеон при Йене, Гегель
видел победу идеалов Французской
революции, неминуемую универсализацию государства,
основывающегося на принципах свободы и
равенства. Кожев, далекий от отрицания
Гегеля (как это сделал Г. Маркузе) в свете
бурных событий последующих полутора веков
настаивал на его принципиальной правоте».
Оставим оценку взглядов Гегеля
до другого случая Если же говорить о Марксе,
то нетрудно видеть, что и Ф. Фукуяма знает их
не по первоисточникам, а через призму
фальсификаторов, через очки «сталинской
пяти-членки», позволяющей изображать
Маркса и сторонником телеологического «целенаправленного»
развития истории и приверженцем завершения
истории коммунизмом. Однако в
действительности Маркс никогда не стоял на
позициях «йонца истории», хотя и считал, что
коммунизм - последняя общественно-экономическая
формация. Как же так? А так: до тех пор, пока
ТРУД 6 его непосредственной форме является
главным источником общественного
богатства, до тех пор перевороты в ТРУДЕ, в
СПОСОБЕ ПРОИЗВОДСТВА, а соответственно -
смена общественно-экономических формаций -
основной показатель прогресса, основа
периодизации истории. Но как только ТРУД
уступает эту свою доминирующую роль НАУКЕ
как непосредственной производительной
силе, история вовсе не заканчивается,
отнюдь не наступает «конец истории», как
утверждает Ф. Фукуяма. Нет! История
продолжает развиваться уже качественно
иначе: ее прогресс и ее периодизация уже
связаны не с переворотами в ТРУДЕ, в
СПОСОБЕ ПРОИЗВОДСТВА, а с рубежами
развития НАУКИ. Кстати, этот перелом и есть
перелом в переходе от индустриального
общества к постиндустриальному (технотронному,
информационному и т, п.) обществу, рубеж
перехода к концу рыночной экономики со
всеми его общественными последствиями.
История до сих пор развивалась
так, что человечество XX в. оказалось
разделенным на ряд «исторических рукавов»
общественного прогресса: один - это «западный
мир», представленный в первую очередь
современным капитализмом', второй -
социалистический (Китай, Вьетнам и др.) и
третий - посткоммунистическкий (Россия,
страны СНГ, государства Восточной Европы),
пытающиеся поставить себе на службу рынок,
рыночную экономику, взирая на «западный мир»
- мир успешно развивающейся рыночной
экономики и плюралистической демократии.
Будет правильно рассмотреть современный
ход истории, его перспективы с учетом этих «исторических
рукавов» и под углом зрения перехода к
НАУКЕ как непосредственной
производительной силе, доминирующей в
создании общественных богатств.
Естественно, что первым столкнулся с
комплексом возникающих здесь проблем более
развитый, более «продвинутый» по пути
умножения и-качественного изменения
производительных сил «западный мир»,
представленный нынешним капитализмом.
Капитализм перед закатом
рыночной экономики. Жизнь
свидетельствует: возникающие проблемы не
сразу осознаются обществом. И все же после
Второй мировой войны философы, историки и
экономисты дружно стали говорить о
вступлении в новую, постиндустриальную
эпоху. Сорок лет назад книга Алви Тоффлера «Столкновение
с будущим» поразила читателей потому, что
она точно выразила тревоживший всех приход
чего-то нового. Как грибы после дождя стали
множиться школы постиндустриализма, так
как «мало кто верил, что дальнейший
прогресс означает продолжение
промышленного развития» (Кипаг К. Progress
und Industrialism. Berlin, 1959). Общественная мысль
обогатилась новыми наименованиями
грядущего общества как общества «информационного»
(А. Тоффлер), «технотронного» (3. Бжезинский),
«научно-рационалистического» (Ю. Хабермас),
«технико-информационного» (Дж. Мартин, Т.
Сувер) и т. д.
Однако за этим многообразием
наименований чаще всего скрывалось
отсутствие научной характеристики новой
эры, ее существа. Скорее всего, творцы этих
названий просто не понимали того, что
основная причина, обусловившая
наступление новой полосы истории -
изменение главного источника созидания
общественного богатства: переход этой роли
от ТРУДА в непосредственной форме к РАЗУМУ,
к НАУКЕ как непосредственной
производительной силе. В тогдашнем мире
было только два ученых, разобравшихся в
сути происходящего. Это был А. Тойнби,
назвавший происходящее «эфиреализа-цией» -
производится все больше и все с меньшими
затратами. А вторым был советский ученый
венгерского происхождения - Е. Варга,
выдвинувший свой знаменитый парадокс («парадокс
Варги»), согласно которому сумма цен
фактически становится выше суммы стоимостей,
даже если сохраняется золотая валюта (см.: Варга
Е. Очерки по проблемам политэкономии
социализма. М., 1965. С. 190). По моему мнению,
этот парадокс поддается разумному
объяснению только в том случае, если
принять в расчет тот перелом, который
вносит в развитие общественного
производства смена ТРУДА РАЗУМОМ (НАУКОЙ
как непосредственной производительной
силой) в качестве главного созидателя
общественного богатства. Именно этот
начавшийся перелом существенно активизировал
практиков и теоретиков. Не менее важно и другое:
этот перелом стимулировал поиск замены
трудовой теории стоимости, чем и стала
теория предельной полезности Л.
Канторовича и В. Новожилова.
Хочется подчеркнуть, что
отмеченные принципиальные сдвиги в теории
и практике обнаружили себя уже тогда, когда
рассматриваемый перелом только начинался и
еще далеко не достиг своей кульминации,
которая, бесспорно, изменит все стороны
общественной жизни и приведет к тому, что
действительно наступит «конец истории», но
более «скромно», чем у Ф. Фукуямы, ибо это
будет конец либерализма и благословляемой
им рыночной экономики.
Первый удар колокола, звонящего
по рыночной экономике, связанный с книгой
А. Тоффлера «Столкновение с будущим»,
отметил конец индустриализма - наиболее
адекватного фундамента рыночной экономики,
но и второй удар колокола не заставил себя
ждать. Это случилось тогда, когда мир,
называвший себя «социалистическим», в
своих наиболее развитых странах тоже
подошел к исчерпанию индустриализма. Книга
называлась: «Цивилизация на распутье.
Взаимосвязи научно-технической революции
с обществом и человеком» (1969). Написанная
коллективом чехословацких ученых,
руководимых Р. Рихтой, монография так
оценивала начинавшийся перелом: «Научно-техническая
революция, имеющая характер объективного,
всемирного и универсального процесса,
исторически закономерно приводит к
утверждению на Земле коммунистического
общества. Переход этот совершается не
стихийно, не механически, а диалектически.
Нет силы в мире, которая могла бы остановить
неумолимый ход научно-технической
революции со всеми обусловленными ею
социальными и политическими последствиями.
Роковой вопрос, однако, состоит в том,
сумеет ли человечество найти мирные пути
разрешения катастрофически опасных
противоречий своего нынешнего развития или
оно погибнет, упустив момент, когда еще
можно направить урегулирование конфликтов
по разумному руслу».
Прошло совсем немного времени, и
снова зазвонил колокол: появилась книга Э.
Фромма «Иметь или быть?», поставившая под
вопрос главное достижение развитого •индустриализма
- «общество массового потребления». Само
это общество - свидетельство не утопизма, а
реальности будущего, где «общественные
богатства польются полным потоком». Но в
условиях рыночной экономики, соединенной
с частной собственностью, т. е. при
капитализме, оно - колыбель новых
разочарований и катаклизмов. «С началом
промышленного прогресса, - говорится в
книге, - замены энергии животного и человека
механической, а затем ядерной энергией
вплоть до замены человеческого разума
электронной машиной мы чувствовали, что
находимся на пути к неограниченному
производству, и, следовательно, к
неограниченному потреблению; что техника
сделала нас всемогущими, а наука -
всезнающими. Предполагалось, что богатство
и комфорт в итоге принесут всем
безграничное счастье... Нужно наглядно
представить себе всю грандиозность Больших
Надежд, поразительные материальные и духовные
достижения индустриального века, чтобы
понять, какую травму наносит людям в наши
дни сознание того, что эти Большие Надежды
не оправдались.., что
- Неограниченное удовлетворение
всех желаний не способствует благоденствию,
оно не может быть путем к счастью или даже
получению максимума удовольствия.
- Мечте о том, чтобы быть
независимыми хозяевами собственных жизней,
пришел конец, когда мы стали сознавать, что
стали винтиками бюрократической машины и
нашими мыслями, чувствами и вкусами
манипулируют правительство, индустрия и
находящиеся под ее контролем средства
массовой информации.
- Экономический прогресс
коснулся лишь ограниченного числа богатых
наций, пропасть между богатыми и бедными
нациями все увеличивается.
- Сам технический прогресс создал
опасность для окружающей среды и угрозу
ядерной войны, каждая из которых в
отдельности - или обе вместе - способны
уничтожить всю цивилизацию и, возможно,
вообще жизнь на Земле» (Фромм Э. Иметь
или быть? М., 1990. С. 9-10).
Но жизнь безостановочно шла
вперед: НАУКА все больше и больше
становилась непосредственной производительной
силой, обостряя самые разные социальные
проблемы, и они не остались вне внимания.
В 1995 г. раздался еще один удар
колокола, 'возвещающего о закате рыночной
экономики. В США появился бестселлер И.
Ставинского «Капитализм сегодня и
капитализм завтра». Президент Клинтон
поблагодарил автора за труд, рекомендующий
усиливать социальную политику. Но смысл
книги в другом. Называя капитализм «самой
передовой экономической системой», автор
пишет, что в ее недрах зреет самоотрицание:
уже сегодня из-за роботизации и
автоматизации эта «передовая система» все
больше погружается в неразрешимые
противоречия, единственный выход из
которых, по мнению автора, в замене частного
капитала общественным и государствен-йым
управлением, ибо «невидимая рука» рынка уже
сегодня не справляется со своими
регулирующими задачами, а завтра будет
совсем плохо*.
Заглядывая в завтрашний день, И.
Ставинский пишет, что дальнейшее внедрение
в производство НАУКИ как непосредственной
производительной силы приведет к тому, что
из-за быстрой роботизации и автоматизации
производительность ТРУДА возрастет в 30-40
раз, а когда материальные блага «польются
столь обильным пото-ком», их избыток
выбросит на улицы новые миллионы
трудящихся, что резко сократит емкость
внутреннего рынка. Это требует от общества
уже не «невидимой руки» рынка, не рыночной
экономики, а общественно-сознательного
управления обобществляемым капиталом.
Э. Чепоров, корреспондент «Литературной
газеты», задал экономисту вопрос: как же это
получается - мы идем к капитализму, а вы,
Запад, - к социализму? На что экономист
ответил в том духе, что дуракам закон не
пмсан. Обиженный корреспондент спросил в
отместку: не добивается ли И. Ставинский
создания в США Госплана? Собеседник ответил:
«Госплан пытался планировать все
производство через денежные фонды,
отпускаемые каждому предприятию. Госплан
приветствовал стоимостное перевыполнение
плана, которое нередко выливалось в
производство товаров, не удовлетворявших
запросы общества или попросту ему
ненужных. Общественный капитал (который,
по мнению И. Ставинского, должен заменить
частный капитал) планирует производство
предметов потребления и средств труда не в
стоимостной, а в натуральной форме».
Почему? В чем суть дела?
На переживаемой ныне фазе уже
постиндустриального развития капитализма,
на сегодняшнем этапе научно-технической
революции, внедрения ее достижений в
машинное производство ситуация в сфере
производства и обмена такова. Благодаря
дальнейшему развитию средств труда,
характеризующему этап роботизации и
автоматизации производства, когда не
только определен-•ный способ ТРУДА
оказывается перенесенным с рабочего на
капитал в форме машины, но когда уже и часть
исконных функций человека как
регулировщика и контролера
роботизирОванного производства тоже
оказывается перенесенной на
кибернетические устройства, процесс
созидания общественного богатства
складывается так, что он оказывается еще
менее зависимым и от рабочего времени и от
количества затрачиваемого человеком ТРУДА
и в еще большей мере. чем раньше оказывается
определяемым: во-первых, мощью тех агентов,
которые приводятся в движение на
автоматизированном производстве, т. е.
сложностью роботов и эффективностью системы
автоматов; во-вторых, качеством
кибернетических устройств, их способностью
не только управлять процессом
производства, контролировать его, но и
перестраивать его гибкие системы о
соответствии с изменениями условий
производства и реализации, а также
способностью совершенствовать свои
программы.
Вот здесь и оказывается: чем
могущественнее агенты автоматизированного
и кибернизированного, роботизиро-ванного
производства, вовлеченные в созидание общественного
богатства, чем большая часть контроля и управления
подобным производством обслуживается не
человеком, а кибернетическими машинами,
неуклонно сокращая время насыщения рынка и
общества данным видом товара, продукции,
тем более дорогими и сложными оказываются
используемые ОРУДИЯ и СРЕДСТВА
ПРОИЗВОДСТВА (средства ТРУДА, управления и
контролирующие механизмы, обеспечивающие
то, что продукция «льется все более полным
потоком»). Но вместе с усложнением и резким
УДОРОЖАНИЕМ каждой новой коренной
модернизации требуется и все более длительное
функционирование такого производственного
комплекса, чтобы окупиться и принести
нужную прибыль.
Здесь-то и обнаруживается
неразрешимое для рынка противоречие:
возрастающая закономерно необходиглость
длительного функционирования каждого
нового производственного комплекса,
диктуемая во имя того, чтобы «невидимая
рука» рынка могла обеспечить
воспроизводстаен-ный цикл - окупить расходы
и создать прибыль - упирается во все более
короткое время, требующееся для того, чтобы
автоматизация и роботизированное производство
полностью насытили рынок своей продукцией
и началось ее перепроизводство. В
результате с каждым рывком научно-технической
революции ситуация все более настойчиво
требует, считает И. Ставинский, замены
частного капитала общественным, а
рыночного управления государственно-плановым.
По ходу изложения своего
понимания надвигающегося заката рыночной
экономики автор описывает ход им
вымышленного совета предпринимателей,
собравшихся в условиях, когда кризис
перепроизводства стал перманентным. На
совете выступает предприниматель, в уста
которого И. Ставинский вложил свою
концепцию. Он призывает приостановить
производство тех видов предметов
потребления, которыми рынок уже насыщен, и
разделить ежегодную прибыль между всеми
владельцами капиталов, независимо от того,
функционируют они в этом году или нет.
Капиталисты получат прибыль согласно
размерам их капиталов. А это - своеобразное
обобществление капиталов,
свидетельствующее: рыночная экономика уже
сходит со сцены.
Судьбы других «исторических
рукавов» прогресса. Как говорилось выше,
бывшим странам «реального социализма»
история предписала восстановление не уже
изжитого капитализма, а еще не исчерпанной
рыночной экономики. Именно таким путем -
наиболее безболезненным и эффективным, как
показывает успешный опыт Китая и Вьетнама, -
удачно исчерпывается роль ТРУДА и приближается
время НАУКИ как главного созидателя общественных
богатств (см. об этом: Бутенко А. П. Рыночная
экономика и рыночный социализм в свете
опыта СССР, России и Китая. М., 1996).
Что же касается тех стран «реального
социализма» (в том числе и России), которые
вместо возобновления рыночной экономики .пошли
вспять - к капитализму, то им предстоит
пережить все трагические последствия
своего ошибочного выбора. Враги трудящихся
еще раз порадуются своей негаданной удаче.
«И в желтых окнах засмеются, что этих нищих
провели» {А. Блок). Еще бы: разве не
смешно брать за образец тот прототип
экономического развития, который уже
изжил себя, разве не нелепо затянувшуюся
агонию принимать за всплеск бодрости?
|