Изучение истории сельской общины длится уже около полутора столетий. Но интерес к ней не только не ослабевает, но, наоборот, возрос в последние годы. Наблюдается новый всплекс научных дискуссий по самым, казалось бы, исходным вопросам. Чем является сельская община, исторически засвидетельствованная в средние века на огромном пространстве от Индии до Ирландии,- новообразованием или преобразованием более древних (изначальных) форм? Каковы (основные этапы истории сельской общины? Какую роль играла община в системе феодальной эксплуатации? Каковы факторы интеграции и дезинтеграции общины?

Обо всем этом уместно сказать здесь потому, что рецензируемая монография по своей проблематике, привлеченным первоисточникам, методике их обработки и содержащимся в ней наблюдениям и выводам представляет, по нашему мнению, важный научный вклад , в исследование истории общины в целом независимо от национальной принадлежности.

Поставленную перед собой исследовательскую задачу автор сформулировал следующим образом: «как в союзе „по владению надельной землей" соотносилось и функционировало собственно общинное земельное владение и на его основе-индивидуальное использование земли, на основе каких норм землепользования община обеспечивала свое существование и выполнение тяглых обязательств» . И хотя автор специально оговаривает «ограниченность» своей цели-проследить обычно-правовые установления, регулировавшие основу материальной жизни деревни, ее землепользование и семейно-имущественные отношения , в действительности же речь идет о наиболее важной стороне обычно-правового регулирования как межклассовых отношений в крепостной деревне, так и внутриклассовых связей в среде крестьян. Свой методологический подход к данной проблеме автор охарактеризовал четко: «Неприкрытый социально-экономический антагонизм феодального общества обусловил то обстоятельство, что обычное право было по сути своей правом внутрисословным». Все это несомненно так. Но именно потому, что автор вполне обоснованно отказался от попытки проследить процесс социальной трансформации содержания и функции обычного права сельской общины (по мере становления в ней феодальных и, тем более, крепостных отношений), ему, на наш взгляд, следовало еще более резко подчеркнуть, что в условиях XVII-XVIII вв. общинный обычай превратился в инструмент «легализации» воли господина. Иными словами, обычное право продолжало регулировать внутриобщинные и внутрисемейные отношения общинников лишь в той мере и постольку, поскольку оно отвечало интересам поместной администрации. И в этом смысле обычное право оказывалось по сути октроированным - «дарованным» - последней. Первая запись незапамятного обычая оказывалась впоследствии (во всех тяжбах) точкой отсчета в его истории.

Исследованию предпослана обширная историографическая глава, в которой скрупулезно прослежено освещение проблемы обычного права как в дореволюционной, так и в советской историографии, дана объективная оценка места рассматриваемых работ в истории проблемы. Не часто в исследовательской практике столь широкий историографический обзор предпринимается для решения, казалось бы, сугубо специальной проблемы. Иногда даже, на наш взгляд, рассмотрение той или иной работы мешает следить за освещением самой проблемы. Может быть, предпочтительнее была бы группировка работ по близости авторских суждений и позиций, тем более, что последние сплошь и рядом повторяются.

Касаясь научной разработки проблемы обычного права в дореволюционной историографии, автор сделал такое важное наблюдение: «Несмотря на идейно-политические противоречия, раздиравшие буржуазную историческую науку», в ней, «как правило, община и обычное право рассматривались не во взаимосвязи, а в большей степени параллельно: история общины- историками, а история права - правоведами» . В итоге же рассмотрения советской историографии проблемы автор заключает: в целом же «до настоящего времени в советской исторической этнограф i-ческой и историко-правовой литературе к обычному праву как надстроечному явлению, к сожалению, обращались нечасто, и имеющиеся исследовательские возможности использовались слабо» . Общий вывод из рассмотрения историографии лишний раз убеждает в научной актуальности рецензируемого труда.

В книге связаны в единое целое история общины и история права, и это способствовало глубокому анализу обоих аспектов проблемы. В связи с источниковой базой исследования отметим лишь следующее. Поскольку поиски точно фиксированных норм обычного права могут лишь случайно привести к положительному результату (записи таких норм в XVIII- начале XIX в. вообще не делались), то остается заключить, что выявить их можно только в документах, в которых отразилась повседневная практика общинной и семейной жизни крестьян. И прежде всего

те записи, в которых фиксировались тяглые обязательства крестьян и общинно-земельные переверстки. В этой связи нужно указать на одну многозначительную особенность: в странах Западной Европы вотчинное, обычное право и в его преломлении-общинные обычаи фиксировались сравнительно рано-в XII-XIII вв.; на Руси же они, как правило, оставались нефиксированными. Однако до сих пор это различие не разъяснено в медиевистике. Между тем оно имеет принципиальное значение. В России воля помещика-крепостника была столь неограниченной, абсолютной по отношению к крепостной деревне, что любая форма фиксации обычая могла восприниматься как попытка ее ограничения. В странах же Западной Европы, в условиях сохранявшегося на протяжении средних веков преобладания «вещных» форм зависимости над элементами личного холопства и, тем самым, известной мобильности сельского населения, относительно раннего и интенсивного разложения «изначальной» надельной системы, картина была совершенно иной. Наоборот, сам вотчинник является инициатором фиксации не только подворного тягла, но и внутриобщинных распорядков, усматривая в этом способ придать вотчинному строю известную устойчивость. а процессу производства феодальной ренты - необходимую регулярность. Так или иначе, но этот вопрос, несомненно, заслуживал специального рассмотрения в рецензируемой монографии.

Начав свое исследование с типологии семьи как начального пункта на пути к выяснению и внутриобщинных земельных отношений, равно как и отношений семейно-имущественных, автор сумел сказать новое слово в науке по ряду отправных вопросов обычно-правового регулирования поземельных отношений, хотя его предшественниками были как крупнейшие знатоки истории сельской общины, так и истории права.

Выясняя типологию крестьянской семьи, автор отталкивается от общепризнанного тезиса: основными показателями типа семьи является поколенный, половозрастной и родственный ее состав. Прежде чем перейти к анализу социально-исторических факторов, обусловливавших структуру семьи, автор подчеркивает значение климатических особенностей каждого данного региона, определяющих особенности хозяйства, Но если все эти факторы столь очевидны, то остается неясным, почему в-историографии вопрос о преобладающей структуре крестьянской семьи в изучаемый период являлся дискуссионным. Широк» используя введенный в научный оборот-статистический материал (полученный исследователями в процессе региональных исследований вопроса) и подвергая его дополнительной обработке, автор приходит к выводу: «...с конца XV в. и вплоть до середины XIX в. ... крестьянская семья по своей численности не претерпела принципиальных изменений»-в зависимости от-региона она в начале XVIII в. составлял» 6,6 душ в Поволжье и 10,8-в Западно» районе. Заслуживает быть отмеченным,. что эти данные средней численности крестьянской семьи превышают (в первою случае-немного, а во втором-значительно) аналогичные данные для стран Западной Европы. Причины такого феномена-заслуживали выяснения. Привлечение с. целью сравнений имеющихся в демографической литературе обильных статистических данных по этим странам значительно обогатило бы анализ материалов отечественных. Сказанное, конечно, не столько упрек автору, сколько достаточный повод для того, чтобы привлечь внимание к ущербу, который причиняется отечественной исторической науке продолжающи»» существовать в целом средостением между историей СССР и всеобщей историей.

Обстоятельный анализ типологии крестьянской семьи приводит автора к вопросу о кровнородственной ее структуре.. И снова приведенные в работе убедительные статистические данные позволяют заключить, что преобладающее место занимала малая семья. Что же касается различных форм неразделенной семьи (отцовская, братская и др.), то ее удельный ве.1 значительно уступал удельному весу малой семьи (с. 61). Далее ставится принципиальной важности вопрос о генетической связи между преобладающей малой-семьей и различными формами неразделенной семьи. И ответ на него убедительным образом совпадает с результатами исследований аналогичного вопроса на материале стран Западной Европы. В этом- лучшее свидетельство объективности явления: «Повсеместное длительное и преобладающее бытование малой семьи не вызывает сомнения; поэтому ее существование не могло быть результатом распад? большесемейных форм в рассматриваемое время. Представляется очевидным иной процесс - создание неразделенных .семей «а основе малой семьи и затем их раздел яа те же малые» (с. 61). С этим выводом .решающей важности нельзя не согласиться, поскольку речь идет о процессе в Ев-фопе универсальном.

Очевидно, что за пределами данного исследования все еще остается вопрос: чем же была исторически обусловлена диалектика отмеченного процесса, какими обстоятельствами эти вторичные формы вызывались к жизни и что вело к их распаду. Эта проблема-несомненно большой теоретической и исторической важности, заслуживающая самостоятельного исследования.

К слову, опираясь на данные западноевропейской медиевистики, заметим, что подобный процесс мог обусловливаться причинами не только разнородными, но прямо противоположными. Распад большесемейных форм мог быть вызван не только ростом народонаселения, но и демографическим спадом (т. е. открывшейся возможностью членам бывших семей обзавестись самостоятельным двором), не только ростом производительности крестьянского труда, но и, наоборот, наступлением полосы тяжелых недородов и массовых голодовок. .

В итоге анализа автор снова ставит принципиальный вопрос о связи между типом крестьянской семьи и имущественным положением крестьянского двора (как барщинного, так и оброчного). Ответ и в данном случае сомнений не вызывает: малые семьи-у бедных и, отчасти, средних .крестьян, неразделенные семьи - у средних и зажиточных. Такой вывод основан ва данных выразительной статистической таблицы. Отметим, что эту зависимость установил еще в свое время В. И. Ленин, писавший: «Многосемейность,- писал он,-является одним из факторов крестьянского благосостояния»; «везде состав семей у зажиточного крестьянства оказывается выше, а у несостоятельного - ниже среднего».

Оригинальным и новаторским по постановке вопросов и их решению следует считать исследование в книге семейно-имущественных отношений по обычному праву в крепостной деревне. По крайней мере, в западноевропейской литературе, насколько известно, нет специальной работы, посвященной рассмотрению подобных отношений. Жаль только, что автор не включил в поле зрения столь напрашивавшийся вопрос об имущественной дифференциации крепостного крестьянства. Даже содержащийся в монографии материал был бы более чем достаточен для немаловажных научных наблюдений по этой теме.

Итак, рецензируемая книга, органически связанная с другим исследованием автора - «Сельская община в России» (1978 г.), убедительно доказывает, что обычное право XVIII - начала XIX в., регулировавшее все стороны жизни сельской общины и являвшееся по своей изначальной функции правом крестьянским, вместе с тем ни в коем случае не может рассматриваться в качестве архаического наследия прошлого. В течение своей истории обычное право проявляло большую пластичность, под давлением общественно-экономических условий оно подвергалось функционально столь радикальным изменениям, что из воплощения крестьянской идеи «справедливости» превратилось преимущественно в инструмент регулирования внутриобщинных отношений в интересах власти господской, хотя и сохранявший в определенной степени защитные функции, когда община сталкивалась с крайним проявлением помещичьего самовластия. Наконец, рецензируемое исследование убедительно показало, в какой степени обычно-правовое регулирование рентных и семейно-имущественных отношений тормозило внедрение в деревню товарно-денежных отношений и, тем самым, способствовало длительному сохранению уклада мелкого крестьянского хозяйства, хотя и под покровом господского поместья.

Труд В. А. Александрова, выполненный на стыке ряда научных дисциплин, представляет интерес для специалистов по истории права, отечественной истории, по этнографии; по нашему мнению, эта работа войдет в основной фонд исследований по истории сельской общины в России.