Может ли информация распространяться по законам рынка? Конечно. Но этот рынок просто не может обходиться без «пиратов». Бороться с ними в принципе невозможно, поскольку любой пользователь компьютерных технологий в той или иной мере вовлечен в этот процесс. Лидерами компьютерного «пиратства» остаются Восточная Европа, Турция и Китай, где нелицензированные программы составляют 90 процентов общего числа используемых, а также Греция, Чехия, Венгрия, Югославия, где этот уровень - 80 процентов. Однако и в развитых странах «пиратская» продукция пользуется спросом: в Германии, по данным «Business Software Alliance», - 50, во Франции - 57, в Великобритании и Финляндии - 43, в Швейцарии и США - 35 процентов. До 94 процентов всех компьютерных программ, циркулирующих на российском рынке, - «пиратские». «Пиратские» копии не только дешевы или бесплатны, зачастую они содержат изменения, благодаря которым оказываются для пользователя удобнее оригинальных. В начале 90-х в России появилась программа Volkov Commander, в основном повторявшая американский Norton Commander, но с некоторыми очень полезными дополнениями. Часто «пираты» русифицируют американские программы или переводят их на иные «незападные» языки. То же происходит и с играми.яНа одной компьютерной выставке в Москве была показана «пиратская» копия знаменитого Doom, в которой монстры очень смачно ругались по-русски.

«Пиратство» в России не считается занятием недостойным, а сами производители не всегда заинтересованы защищать свои права. Многие программные продукты без помощи «пиратов» просто не смогли бы получить массовое распространение. Благодаря «пиратам» не только возникают десятки, а может быть, и сотни тысяч новых рабочих мест, но и появляется дополнительный спрос на программную продукцию. Microsoft и другие западные корпорации жалуются на многомиллионные убытки, понесенные по вине «пиратов». Это, однако, не мешает им получать многомиллионные же прибыли. Как отмечают эксперты, норма прибыли в отрасли достигает 80- 90 процентов, что покрывает все издержки производителей, связанные с «пиратством». Даже в России, где лицензированная копия любой программы до сих пор в диковинку, оборот Microsoft в 1995 году составил около 12 миллионов долларов. Да и сами российские фирмы, производящие software, получили вполне приличные доходы.

Показательно, что вплоть до недавнего времени ни один производитель программного продукта еще не возбудил в России иска по факту нарушения своих прав, хотя фактов предостаточно. Это не может быть объяснено и несовершенством законодательства. К середине 1993 годя в России имелись все основополагающие законы, касающиеся интеллектуальной собственности. Качество этих законов вполне соответствует мировым стандартам. Дело в том, что жалобы западных компьютерных монополий на российское, болгарское и китайское «пиратство», мягко говоря, не вполне искренни. Начнем с методики подсчета «убытков». Представители фирм оценивают количество своих программ, купленных пользователями у «пиратов», подсчитывают, сколько бы они получили прибыли, если бы все эти программы были законно приобретены, и на этом основании оценивают сумму «убытка». В действительности же большая часть этих программ просто не могла быть продана по официальной цене. И не только потому, что у пользователей нет денег, но и потому, что у самой фирмы нет развитой дилерской сети и рыночной инфраструктуры в данной стране.

Кстати, руководители Microsoft это прекрасно понимают. Не случайно эта сверхмонополия, проникая на рынки новых стран, на первых порах проявляет демонстративное безразличие к «пиратскому» копированию своей продукции. Ведь именно «пираты» формируют первичную структуру спроса. Без них фирме пришлось бы затратить огромные средства на продвижение своей продукции на рынок. «Пираты» осваивают новые территории. Они бесплатно рекламируют торговую марку ведущих фирм, приучают пользователей к определенным стандартам. Лишь потом, когда «пираты» сделали свое дело, Microsoft неожиданно вспоминает про понесенные убытки. Начинаются выступления в прессе, судебные процессы. Сходной стратегии придерживаются и другие, менее знаменитые фирмы.

В Восточной Европе «мирное сосуществование» западных фирм и «пиратов» закончилось в 1993-1994 годах. В России борьба между ними только начинается, ибо рынок далеко не освоен, а риски, связанные с продвижением в глубинку, по-прежнему велики. Но первые залпы торговой войны уже сделаны.

Даже после того, как первичные рыночные структуры сформировались, «пиратство» не мешает официальным производителям программного продукта получать огромные прибыли. Производство программ живет по иным законам, нежели промышленное производство. В промышленности себестоимость немного снижается при массовом производстве, но для изготовления каждого нового изделия требуется дополнительное количество труда и ресурсов. С программным продуктом - ничего подобного. Никаких дополнительных расходов, кроме производства и записи самого компакт-диска. Диск стоит дешево, программа - дорого. А покупатель тратит деньги не на диск, а на программу, не за товар, а за право им пользоваться. То же самое, кстати, относится и к телефонным линиям и электронной почте: с того момента, как линия установлена, расходы поставщика услуг не возрастают пропорционально интенсивности ее использования. Растут только расходы клиента.

По существу мы имеем дело не с коммерческой прибылью, а со своеобразной монопольной рентой. Отказываясь ее платить, «пираты» и их покупатели создают конкурентный рынок там, где его нет. Но и фирмы не остаются внакладе. Чтобы сохранить систему, позволяющую им получать ренту с «легальных» пользователей, приходится терпеть и неизбежные издержки «пиратства». Другое дело, что «пиратов» постоянно приходится сдерживать.

Пропагандистская борьба против «пиратства» ведется по нескольким направлениям. Во-первых, публике объясняют, что воровать нехорошо, а покупая «пиратскую» продукцию, мы становимся как бы скупщиками краденого. Однако большинство пользователей в бедных странах не имеет альтернативы. В России или Китае деньги на приобретение компьютера семья должна копить годами. Проповеди о нравственности здесь бесполезны, как и попытка запретить голодному человеку взять без спросу кусок хлеба. К тому же знания и информация распространяются не по законам рынка. Понятие «интеллектуальная собственность» несет в себе противоречие: знание есть единственный продукт, который можно передать другому, одновременно сохраняя его для себя. Вообще вопрос о том, что кому принадлежит, очень спорный. Достаточно вспомнить скандальные процессы между самими компьютерными фирмами, обвиняющими друг друга в похищении собственности. Так, фирма Stac Electronics возбудила и выиграла процесс против Microsoft из-за того, что в операционной системе MS-Dos 6.2 была заимствована ее технология. Кстати, надо отметить в этом отношении определенное преимущество российских законов над западными. На Западе законодательство прежде всего ориентировано на защиту интересов фирмы-продавца. В России - на защиту интересов программиста-разработчика.

Второе направление пропаганды - ссылки на связь между эпидемиями компьютерных вирусов и «пиратством». На практике опять же все сложнее, и достоянием гласности постоянно становятся случаи появления вирусов в лицензионной продукции. Откуда пошли компьютерные вирусы, никто точно не знает, но одна из наиболее популярных версий состоит в том, что впервые они были созданы как раз продавцами лицензионных программ для борьбы против «пиратского» копирования.

Наконец, фирмы ссылаются на преимущества и дополнительные услуги, которые получают пользователи от авторизованных дилеров. Последнее справедливо, но пользователи предпочли бы платить рыночную цену за конкретные услуги, а не монопольную ренту собственнику знания.

Поскольку экономических средств борьбы против «пиратства» практически не существует, защита интеллектуальной собственности неизбежно опирается на запретительное законодательство. Выясняется, что между охраной прав собственности и правами человека в этой сфере существует явное противоречие. Компьютерным «пиратом» может стать каждый человек, копирующий программу для своего друга. Новые технологии позволяют копировать в домашних условиях не только дискеты, но и компакт-диски, пересылать программы по электронной почте. Для того чтобы предотвратить такое стихийное и массовое «пиратство», необходима система поистине тотальной слежки, жесточайший контроль над движением информации. В некоторых странах полиция уже практикует «обыск» компьютеров, владельцы которых заподозрены в использовании нелицензированных программ. Широкомасштабное применение такой практики означало бы беспрецедентное вторжение в частную и интеллектуальную жизнь (кто знает, какие данные о вас могут быть найдены в вашем компьютере вместе с нелицензированными программами), в тайну переписки, фактическую отмену неприкосновенности жилища.

У проблемы «пиратства» есть и еще одна сторона - геополитическая. Крупнейшие фирмы-производители программ находятся в странах капиталистического «центра». Большинство из них - американские транснациональные корпорации. При этом программисты, которые на них работают, далеко не всегда получают «западную» зарплату. В компьютерной индустрии так же, как и в любой другой, транснациональные компании извлекают дополнительные прибыли, используя дешевую и квалифицированную рабочую силу в странах «периферии». Монополия на программный продукт является и средством экономического и политического контроля, формой поддержания зависимости «периферии» от «центра». Так, например, по данным Министерства внешнеэкономических связей, Россия ежегодно теряет около 500 миллионов долларов из-за бесконтрольного вывоза из страны научных разработок и компьютерных программ. Большая часть вывезенного потребляется американскими фирмами. Это составляет примерно половину от объявленной американскими компаниями суммы убытков, которые они, по их утверждению, несут в России из-за «пиратства».

«Пиратство», по крайней мере в качестве организованного массового производства и альтернативной системы распространения, развивается прежде всего в бедных странах - Китае, Болгарии, России. Стихийно складывающаяся кооперация между «пиратами» Восточной Европы и Китая закладывает основы своеобразного нового экономического порядка. Мастер-копии делаются в России, массовое производство налаживается в Китае и Болгарии, рынки сбыта охватывают весь бывший коммунистический блок. Это высоко интегрированный и децентрализованный «общий рынок». В известном смысле борьба современных компьютерных «пиратов» против больших западных корпораций может сравниться с противостоянием английских и голландских морских разбойников испанской мировой державе в XVI веке. Подрывая мировую монополию, они создавали новую геостратегическую ситуацию, в конечном счете обеспечивая условия для появления более справедливого, свободного и открытого общества.

Не случайно правительство Соединенных Штатов видит в компьютерном «пиратстве» стратегический вызов, с которым готово бороться, используя всю мощь государства. В свою очередь, власти Китая, не решаясь открыто защищать собственных «пиратов», в то же время не проявляют особого рвения в борьбе с ними. Китайское государство сохраняет достаточную репрессивную мощь, однако защита американской интеллектуальной собственности не является для него первоочередной задачей. Заявление китайских властей о неспособности справиться с «пиратами» так же неискренни, как и письма Елизаветы Английской испанскому королю о мерах, предпринятых ею против морских разбойников. Не вызывает энтузиазма борьба с «пиратством» и у правоохранительных органов России.

Полная победа «пиратов» привела бы к крушению всей системы производства программного продукта. Право разработчиков программ на достойную оплату труда должно быть гарантировано, необходимо обеспечить нормальное функционирование фирм, а это невозможно сделать, если производимая ими продукция просто станет бесплатно использоваться всем и каждым. Парадокс в том, что для решения проблемы надо бороться не с «пиратством», а с системой, его порождающей. Отношения, основанные на монопольной ренте, должны быть заменены отношениями взаимовыгодной кооперации. Большинство пользователей лицензированных программ делают это просто потому, что хотят получить новейший продукт. Напрашивается необходимость ограничить право на коммерческое использование программы определенным сроком (например, полтора года). Тогда значительная часть «пиратского» производства была бы легализована - к выгоде пользователей и без особого ущемления прав производителей. Другим решением проблемы было бы принудительное лицензирование. Современные российские законы дают государству такое право при условии, что решение выносится Высшей патентной палатой, которую по нашей традиционной безалаберности создать просто забыли. Принудительное лицензирование вовсе не означает государственного «пиратства», ибо производитель получает компенсацию или гонорар. Однако это означало бы конец монопольной ренты.

Фактически речь идет о социализации рынка программной продукции (software). Общедоступные библиотеки программной продукции могут быть созданы повсеместно государством и муниципальными властями так же, как в свое время были организованы публичные библиотеки. Небольшая абонентская плата или «компьютерный налог» сделали бы эту систему способной к самоподдержанию. Тем самым государство взяло бы на себя роль посредника, обеспечивающего массы пользователей дешевыми и качественными программами на совершенно законной основе. В этом же направлении развивается и всемирная компьютерная сеть «Интернет», все более становящаяся самоподдерживающейся глобальной некоммерческой системой. «Интернет» не живет по законам рынка, скорее он живет по коммунистическим принципам, принадлежа никому и всем. Расходы по поддержанию системы справедливо распределяются между ее пользователями, а выгоду от нее каждый получает в зависимости от своих потребностей и способностей.

В глобальном смысле «Интернет» и новейшие информационные технологии означают конец рыночного капитализма и уничтожение частной собственности в том виде, как она исторически сложилась. «Интеллектуальная собственность» - это противоречие в определении. Собственность на знание (тесно связанная с привилегиями, неравенством, диктатом и цензурой) уходит в прошлое, но остаются авторские права, взаимные обязательства участников и необходимая кооперация. Не удивительно, что «Интернет» стал не только глобальной информационной сетью, но и узлом противоречий. В нем пытаются установить цензуру. В Китае с 1996 года правительство принуждает пользователей электронных сетей отправлять свои сообщения только через специальные «порты» и «фильтры», находящиеся под контролем властей. Специальные системы фильтрации и цензуры электронной почты разработали Саудовская Аравия, Бахрейн, Иран и Вьетнам. Франция пытается ограничить употребление английского языка в «национальном киберпространстве». В Соединенных Штатах, Германии и Японии законодатели ведут постоянную борьбу против «неприличных» материалов в электронных сетях. Если в западных странах ограничения вводятся для борьбы с порнографией, а на Востоке - прежде всего для того, чтобы ограничить движение политической информации, то в России - просто на всякий случай. В 1996 году Государственная дума разработала проект закона, содержащего подробный список «видов информации, разрешенных к вывозу за границу». А поскольку подобные ограничения немедленно будут нарушены, предполагается создание контрольных органов, которые среди прочего выявляли бы «недостоверную, ложную иностранную документированную информацию». На фоне правительственной политики контроля и фильтрации в западных странах продолжаются попытки крупных монополий (прежде всего опять Microsoft) превратить «Интернет» в арену своей коммерческой экспансии. Все это вызывает дружное сопротивление пользователей.

В 1996 году один из идеологов интернетовского движения Джон Перри Барлоу обнародовал «Декларацию независимости киберпространства», где, обращаясь к сильным мира сего, заявил: «Ваши правовые понятия собственности, выражения, личности, передвижения и контекста к нам не относятся. Они основаны на материи; здесь материи нет». Распространение «Ин-тернета» и новых технологий означает вызов старому порядку. «Ваша все более и более устаревающая информационная промышленность желала бы увековечить свое господство, выдвигая законы - как в Америке, так и в других странах, - требующие права собственности на саму речь по всему миру. Эти законы провозглашают, что идеи - всего лишь еще один промышленный продукт, благородный не более, чем чугунные чушки. В нашем же мире все, что способен создать человеческий ум, может репродуцироваться и распространяться до бесконечности безо всякой платы». В итоге «Интернет» становится основой нового социального порядка, альтернативного нынешнему: «Мы творим мир, в который могут войти все без привилегий и дискриминации, независимо от цвета кожи, экономической или военной мощи и места рождения» («День за днем» (Таллин), 2 августа 1996 года, № 30, стр. 4). Примерно в то же время московский журнал «Hard'n'Soft» опубликовал декларацию «Наше пролетарское «нет» технофобам Земли», где авторы призывали отстоять «виртуальную реальность» от посягательств властей, спецслужб, мафии, буржуев и «псевдоинтеллектуалов»: «Ничего не остается делать, только защищаться. Хотя для этого абсолютно нет времени» («Hard'n'Soft, 1996, № 7, стр. 96).

Для того чтобы разрешить противоречия, возникающие по мере развития глобального информационного пространства, нужны не запретительные меры, а законы, направленные на защиту интересов пользователей и разработчиков. Но в том-то и состоит политическая проблема, что их интересы в сущности противоположны интересам крупнейших западных фирм, монополизировавших информационный рынок. Отношение к собственности изменится само собой, если изменятся отношения собственности.