Вл. Муравьев

Владимир Брониславович Муравьев - писатель, историк, председатель Общества любителей истории Москвы, член комиссии Моссовета по наименованию улиц.

РЕДАКЦИОННЫЙ ДОМ «Международной жизни» стоит в Гороховском переулке, месте старомосковском, знаменитом. В далекие вре­мена, века четыре назад, вокруг сложился район, крепко связанный с внешними делами России, дипломатией, иностранной торговлей. Гороховский переулок ведет в историческую Немецкую слободу, где сыздав­на селились чужеземцы- торговый люд, мастера разных ремесел, гума­нитарии, военяые спецы из многих стран Европы. Жизнь забросила их в Россию разными путями, к Москве, русскому государству относились они благожелательно, немало способствуя в петровские годы развитию связей с заграницей, распространению знаний о чужих землях и стра­нах, развитию языковых, культурных, образовательных контактов с внешним миром.

Судьба, как видно, поместила «Международную жизнь» в правиль­ном, соответствующем месте.

КОГДА русские говорят: «Это было при царе Горохе», это означа­ет степень невероятной, легендарной давности, такой давности, про ко­торую вроде бы и забыть пора. Правда, многое из былого не забыва­ется, припоминается нынешним временам в укор или в назидание. Кто же он такой, царь Горох, и когда были его времена? Точно не извест­но, но были...

Неизвестно также, в какие времена появилось в Москве название Горохово поле, от которого наследовал свое имя Гороховский переулок, однако можно сказать, что очень давно. Это, пожалуй, самое старое название в районе.

На Руси горох известен издревле, он был и сытная еда, и лаком­ство в крестьянском обиходе и в царском. Конечно, крестьянский горо­ховый клин бывал невелик, а вот для царя сеяли большое поле. В дав­ние времена на Яузе между старой дорогой во Владимирское княжест­во на Киржач и Юрьев-Польской (ныне улица Карла Маркса) и рекой раскинулось царское гороховое поле и стоял тут царский Гороховый двор, поэтому и местность стали называть Горохово поле.

Царскими владениями эти места были уже при Василии III-от­це Ивана Грозного: прямо напротив Гороховского переулка на улице Карла Маркса стоит приземистый двухэтажный дом (№ 15), много­кратно переделанный и перестроенный, но в основе его строение XVI ве­ка - царский путевой дворец. По тогдашним понятиям, это было уже далеко от Москвы, вернее, от Кремля, и здесь царский поезд остана­вливался на отдых.

Об удаленности этой местности прямо говорится в древнем Житии московского юродивого и чудотворца Василия Блаженного, в честь ко­торого самый удивительный московский храм - храм Василия Бла­женного-получил свое название. Василий родился здесь поблизости, а потом, уйдя в Москву - «по дальности», как объясняет Житие, ни­когда более не являлся в дом родительский.

Василий Блаженный - первое замечательное имя, которое сохрани­ла история в связи с этой местностью. Родился он в селе Ело-хове («близ церкви Владимирской Божьей матери, что ныне Никиты в Басманной», ка« сообщает Житие). Родители его были бедные крестья­не и отдали сына в учение к соседу-саложнику. Здесь, опять-таки как повествует Житие, впервые проявилось его чудесное свойство - дар прозрения. Пришел к сапожнику посадский человек, заказал сапоги и велел делать покрепче, чтобы хватило на 'несколько лет. Василий, гля­дя на него, улыбнулся. По уходе посадского хозяин приступил Н учени­ку: что-де он улыбается? Василий ответил: «Вот человек заказывает са­поги на годы вперед, а не знает того, что завтра умрет». И действитель­но: назавтра посадский умер. Василия Блаженного очень чтили в Моск­ве, Иван Грозный его боялся, «яко провидца сердец и мыслей челове­ческих», и вынужден был выслушивать его обличения. Когда же Васи­лий Блаженный умер, то царь при погребении нес его гроб. Похоронен он был в Покровском соборе на Красной площади, воздвигнутом в па­мять покорения Казанского ханства, с тех пор этот собор стали назы­вать храмом Василия Блаженного. А в церкви Никиты на Басмаянюй еще в начале XX века находилась икона с изображением Василия Бла­женного-«напоминание и подтверждение, что близ сей церкви была родина великого угодника».

В XVI-XVII веках здесь, на берегах Яузы, древнего водного торго­вого пути, но к тому времени уже утратившего свое былое значение, со­седствовали слободы и села. Басманная царская слобода находилась в районе улиц Карла Маркса-Новой Басманной, в ней выпекали для царского двора мерный хлеб-басманы. Так назывался хлеб, отличав­шийся от обычного крестьянского, домашнего, который хозяйки выпека­ли любого размера, как говорится, как бог на душу положит, и еще тем, что на верхней корочке царских хлебов бывали изображения разных фигур. С прекращением в XVII веке выпечки таких хлебов значение на­звания слободы подзабылось.

Как уже говорилось, Гороховский переулок вел прямо в Немецкую слободу. Во времена Ивана Грозного здесь были отведены земли для поселения прибывших в Москву на службу иностранцев из Западной Европы, которых в Москве по их незнанию русского языка, то есть немых в русском разговоре, независимо от национальности называли немцами. Иностранцам были предоставлены многие льготы (само слово «слобода» происходит от слова «свобода», так как поселенцев слобод освобождают от некоторых государственных налогов и обязательств). Им разрешалось свободно исповедовать свою религию. Немец-оприч­ник Генрих Штаден в своих записках пишет, что иноземцу отводят ме­сто и он «волен здесь строиться, как ему угодно», «иноземец-кем бы он ни был- волен в своей вере; он не может только принуждать своих русских слуг и служанок есть мясо великим постом, по средам и по пят­ницам». И еще, сообщает Штаден, иноземец в своем дворе «волен дер­жать и кабак, русским это запрещено». Видимо, в те давние времена пошла об этом месте слава как о веселом, может, тогда и родилось на­звание площади - Разгуляй.

В середине XVII века при царе Алексее Михайловиче, когда число иностранцев в Москве увеличилось, а русские духовные власти проти­вились возведению иноверческих церквей в пределах города (тогда его границей считалось нынешнее Садовое кольцо), образовалась Новая Немецкая слобода, поблизости от прежней.

В 1663 году в Москве побывало посольство английского короля Карла II. Англичане имели возможность хорошо познакомиться с Мо­сквой. Несколько лет спустя после возвращения в Лондон вышло опи­сание этого путешествия, о Немецкой слободе там было сказано: «Чтобы чужестранцам-христианам жилось привольней, существует слобода, или предместье вне города, где большинство их и живет по-своему. Там-то и живут обыкновенно немцы, англичане, голландцы и поляки».

Курляндский дворянин Яков Рейтенфельс, живший в Москве в 70-х годах XVII века, подробнее описывает слободу и жизнь в ней: «Из пред­местий главное - Иноземская слобода, или Кокуй, отстоящая от послед­него окопа (имеются в виду укрепления Земляного вала-нынешнего Садового кольца.-Вл. М.) лишь на расстоянии небольшого поля, с постройками также деревянными, возведенными по правилам и образ­цам немецким; здесь немцы живут отдельно от русских и посещают три лютеранских церкви, две кальвинистских, одну голландскую и одну английскую, кои не имеют, однако, колоколов».

К концу XVII - началу XVIII века Старая и Новая Немецкие сло­боды слились и образовалась одна Немецкая слобода. В это время побережье Яузы-Немецкая и Басманная слободы-уже фактически стало частью города. Корнелий де Бруин, голландский живописец и пу­тешественник, будучи в Москве в 1701-1703 годах, отметил, что за Не­мецкой слободой «виднеется еще много деревень».

Петр 1, детство и юность которого прошли в соседнем Преобра­женском, часто приезжал в Немецкую слободу. Среди ее обитателей бы­ли и немцы, и французы, и испанцы, и шведы, и швейцарцы-одним словом, тут была представлена вся Западная Европа. От них Петр чер­пал разнообразные сведения о европейской культуре, европейских арми­ях, здесь он познакомился с генералом шотла'ндцем Патриком Гордоном и швейцарцем Францем Лефортом, впоследствии его верными помощни­ками в преобразовании армии.

Став царем, единовластным правителем, Петр задумывает сделать Немецкую слободу новым центром Москвы. Его градостроительный за­мысел заключался в том, чтобы создать единый ансамбль на правом и левом берегах Яузы, и ему это удалось.

Немецкая слобода отличалась от других московских слобод формой управления, застройкой и планировкой. И хотя, как говорилось, все в ней было «на немецкую стать», это не совсем верно, было в ней мно­го общего и с русскими слободами, с их бытом, так как большинство иноземцев жили в России долгое время и усвоили местный образ жизни.

В 1697-1699 годах на правом берегу воздвигается по проекту «ка­менных зданий художника» Дмитрия Аксамитова дворец для Лефорта. В этом дворце Петр принимает посольства, устраивает ассамблеи. Сек­ретарь австрийского посольства Иоган Корб, описывая новоселье, сооб­щает, что на нем присутствовали московские вельможи и иностранные гости, что пиршество продолжалось два дня, но «никому не разрешалось покидать дворец даже для сна. Послам для отдыха были отведены осо­бые покои и установлена очередь отдыхать». Во дворце происходили приемы послов, нередко в нем поселяли иностранных посланников.

Напротив дворца, на другой стороне Яузы, квартировал солдатский полк, которым командовал Лефорт. Русские полки в конце XVII века назывались по именам полковников, а название полка переходило на местность их расквартирования. Так возникло название Лефортово.

Ни об одном из эпизодов личной жизни царя Петра не говорили так много и ни один не обсуждали так упорно, как историю любви к Анне Монс - дочери немецкого ремесленника из Немецкой слободы. Было из­вестно, что Петр повелел выстроить для нее богатый каменный дом, но в бурях XVIII века, да и из-за превратностей судьбы, которые испыта­ла семья Монсов, не сохранилось сведений о месте нахождения дома. Поэтому как же велика была радость комиссии общества «Старая Мо­сква», когда она в 1927 году в Кирочном переулке (ныне Старокирочный, 6) во дворе дома, принадлежавшего до революции купчихе Бутюги-ной, обнаружила каменные палаты XVII века. Внешне это был обычный оштукатуренный в конце XIX века неприметный дом, но внутри второй этаж оказался сводчатыми парадными палатами, соединенными внутри-стенными лестницами с хозяйственными помещениями нижнего этажа, а потом были обнаружены белокаменные украшения окон, следы па­радного крыльца... Это был богатый каменный дом второй половины XVII века. В Москве известны всего три подобных здания, это было чет­вертое. Окрестные жители припомнили: вроде бы толковали, что это дом Анны Монс. Хотя впоследствии были обнаружены документы с име­нем его владельца фон дер Гольца, он и сейчас называется домом Анны Монс. Вполне вероятно, что народная память вернее документа.

Гравюра 1705 года «Усадьба адмирала Ф. А. Головина в москов­ской Немецкой слободе» наглядно представляет целостность градостро­ительного решения правобережья и левобережья слободы, это как бы первый эскиз застройки будущего Петербурга, выразивший дух корен­ных преобразований, укрепления государственности. Дворец Лефорта, после смерти владельца подаренный царем Меншикову, на правом бе­регу и Головина на левом - опорные точки композиции, регулярный Головинский сад и улицы Немецкой слободы тяготеют к ним, как к цен­трам, текущая посредине Яуза с благоустроенными берегами образует ось симметрии планировки. Яуза - первая колыбель петровского фло­та,-по мысли царя, должна была стать конечным пунктом водного пу­ти из Петербурга в Москву: обозрев строившийся канал, доведенный тогда до Дмитрова, Петр сказал: «Я надеюсь некогда ехать... из Петер­бурга в Москву и выйти на берег в Головинском саду».

С течением времени Немецкая слобода и Лефортово, как и все мо­сковские слободы, утратили свое первоначальное значение поселений по единому ремесленному или какому-либо другому признаку. В «Описа­нии столичного города Москвы» 1790 года значится «Немецкая слобода иностранных разных наций и российских поселившихся разных чинов людей»; в 1826 году, по данным П. В. Сытина, «среди домовладельцев Немецкой улицы не встречается ни одной иностранной фамилии».

Во второй половине XVIII века в Лефортове воздвигаются двор­цы - для богатейшего заводчика Демидова дом с «золотыми», укра­шенными золоченой резьбой комнатами (Гороховский переулок, 4), дво­рец графа Разумовского (улица Казакова, 18), дворец Мусина-Пушки­на (Спартаковская, 2), перестраиваются дворцы на правом берегу Яузы. Эпоха классицизма - великолепие, четкость, ясность, ощущение покоя.

Это та Москва, о которой Пушкин писал, что в ней «пребывало бога­тое, неслужащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независи­мые, беспечные». Путеводитель начала XIX века описание сада при дворце Разумовского заканчивает так: «Словом сказать, кажется, по­чтенный хозяин имел в намерении устроить посреди шумной белокамен­ной Москвы такое место, которое прелестию неискусственной природы заставляло бы его забывать, что он в городе, и служило бы точным и верным убежищем для успокоения после трудов, а труды государствен­ного человека велики!».

Другим увидел Лефортово тех времен А. В. Чаянов-замеча­тельный ученый-экономист, блистательный талант, преподававший в 20-х годах уже нашего века в Межевом институте. Сейчас о нем много пишут в связи с его реабилитацией в прошлом году. Кроме того, что он был ученым мирового масштаба, Чаянов обладал литературным талан­том, его романтические повести оказали влияние на М. А. Булгакова. Дворцы, старые парки, мимо которых ходил Чаянов на лекции и с лек­ций, стали местом действия его повести «Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина», изображающей события последнего десятилетия XVIII века. Под пером Чаянова Ле­фортово предстает не ясной идиллией путеводителя, но таинственным видением дворцовых заговоров, масонских поисков смысла бытия, са­мозванцев, принимавших имена умерших людей.

XVIII век оставил в Лефортове свои следы и в названиях улиц: Ле­фортовских-улицы, переулка, набережной; в Аптекарском переулке- здесь помещалась аптека Ягана Готфрида, которому был выдан патент Петром 1; в Посланниковом переулке-там жил прусский посланник фон Мардофельт, и многих других.

В последние десятилетия XVIII - начале XIX века район Немецкой слободы, прилегающих к ней Басманных улиц и Лефортова становится дворянским районом. Его облик определяют грандиозный и сейчас по­ражающий своей величиной и монументальностью царский Екатеринин­ский дворец, возведенный на месте Головинского в 1778-1796 годах, дворцы знати. Строятся и дворянские дома поскромнее, не имеющие собственных домов дворяне снимают тут квартиры. Так, в 1799 году по­селился здесь «моэор Сергей Львович Пушкин», и здесь в этом же году родился у него сын - будущий великий русский поэт.

О месте, на котором находился дом, где родился А. С. Пушкин, все еще идут споры, но зато документально подтверждено, что крещен он в церкви Богоявления (Бауманская площадь). Здесь же Пушкин жил в детстве, бывал и позже. На Старой Басманной жил его дядя Василий Львович (улица Карла Маркса, 36), Пушкин посещал его. Окрестные улицы и переулки связаны с жизнью и деятельностью декабристов, мно­гих выдающихся деятелей отечественной истории и культуры. Здесь жили П. И. Пестель, В. А. и Л. А. Перовские, П. Я. Чаадаев, А. И. Мусин-Пушкин, А. Н. Муравьев, А. К. Толстой, К. Ф. Юон и многие другие. В феврале 1987 года в доме № 23 по улице Карла Маркса открылся музей декабристов.

Построенный в 1788-1789 и 1796 годах по проектам Дж. Кваренги и М. Ф. Казакова дворец Безбородко был куплен у владельца Пав­лом 1 и получил название Слободского (ныне старое здание МВТУ). 12 июля 1812 года в Слободском дворце Александр 1 обратился к мос­ковскому дворянству и купечеству с призывом к организации ополчения. «Готовы умереть скорее, нежели покориться врагу» - таков был ответ москвичей. Через несколько дней было создано ополчение, собраны ог­ромные пожертвования, главнокомандующим московскою военною си­лою был избран М. И. Кутузов. С собрания в Слободском дворце, кик пишет П. А. Вяземский, участник Отечественной войны 1812 года, «вой­на приняла характер войны народной».

Память о многих событиях хранит этот район. М. Ю. Лермонтов писал: «Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в сим­метрическом порядке... нет! у нее есть своя душа, своя жизнь... Каж­дый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!..».

Очень многое здесь может поведать тому, кто захочет узнать и уви­деть, услышать голоса прошлого, того прошлого, которое не ушло, не исчезло, а, свершившись, осталось навсегда в народной памяти, в на­родном характере, в слове, в образе, в том душевном волнении, кото­рое испытываешь, вспоминая это прошлое над страницами книг или стоя возле дома, памятника или просто на месте, где, как сохранило преда­ние, разыгралось какое-то событие... Сколько ни перестраивают, или, применяя современный термин, ни реконструируют, старый исторический город, все же остаются в нем па­мятники прошлых веков, как в стволе дерева годовые кольца.

Исторические судьбы давно соединили три старинных московских местности-Басманную, Немецкую слободы и Лефортово, теперь это в общем-то уже центр города - район старой Москвы, своеобразный, интересный и истинно московский.

Еще М. В. Ломоносов отметил, что особенностью Москвы является то, что у каждой ее части свой облик. Москва сохранила эту свою особенность. Очень хорошо, исчерпывающе точно сказал об этом поэт первой половины XIX века М. А. Дмитриев в стихотворении «Москов­ская жизнь»:

Да и сейчас, несмотря ни на что, Москва сохраняет эти свои «семь городов да с десятками сел и посадов»: одно дело-Кремль, другое- Арбат, третье - Замоскворечье, четвертое - Чистые пруды, и в том же ряду стоят Лефортово с Басманной и Немецкой слободами, может быть, даже более, чем другие, имеют право стоять в нем.

Градостроительное «лицо» той или иной части Москвы тесно связы­вается с определенной исторической эпохой, которая стала важным эта­пом в истории народа и государства, создала и укрепила понятия и идеалы, привнесенные ею в народное историческое сознание. Тут все сохраняет воспоминания о людях, некогда здесь живших и бывавших, о событиях, здесь происходивших. С течением времени факты претво­ряются в легенды и возникают новые легенды. Здания, улицы, переулки, окутанные историческими преданиями, стали сложным, но вполне опре­деленным нравственным, эстетическим, художественным образом. А за­стройка и планировка своим языком, языком архитектуры, воплотила этот образ, в дальнейшем дополняла, варьировала, но сохраняла его.

На улицах, площадях, в переулках стоят дома - свидетели почти четырех веков московской истории. Здесь можно перенестись памятью и воображением и во времена Ивана Грозного, и в петровскую эпоху, и в Москву Пушкина и декабристов, и в грозные годы первой русской революции и Октябрьской, и вспомнить Великую Отечественную войну...

Казалось бы, все хорошо, но, несмотря на архитектурную ценность этого района, на заповедные народные исторические воспоминания, свя­занные с этими местами, городскими архитектурно-планировочными властями намечены планы, которые, будь они реализованы, разрушат целостность ансамбля, создадут угрозу многим окружающим зданиям-памятникам. У нас еще есть Лефортово- мы богачи, но у наших детей. его может не быть. У незадумчивых градостроителей - большой опыт разрушения памятников.

Район, в который вкраплен Гороховский переулок,- драгоценный уголок старой Москвы. Уникален он еще и тем, что это единственный в мире градостроительный памятник, который сложился как творчество народов всей Европы. Это гармоничный результат дружества, сотруд­ничества и взаимопонимания, национальный русский памятник и в то же время международный.