Включение в ряд социальных и политических идеалов категории Абсолюта означало разрыв с позитивистскими теориями либералов и народников (младшего поколения). Новое религиозно-философское течение большое внимание уделяло также проблеме социальной утопии.

П.Н. Новгородцев предполагал, что утопии, живущие веками в сознании миллионов людей, не могут не нести в себе некоторой внутренней правды, которая, заключена в их связанности с безусловными началами общественного идеала: с началами равенства, свободы, солидарности. Но слишком большие надежды, которые люди возлагают на идеал, стремясь построить рай на земле, ведут к саморазрушению утопий.

Путь к идеалу лежит через катастрофический перерыв, через «тайну всеобщего преображения». Революция в таком свете кажется концом старой истории и началом новой. Сами социальные утопии рассматривают такой идеал не только как цель прогресса, но и как элементы практической деятельности.

Для общественного организма идеал как поставленная извне цель развития необходим, чтобы в его перспективе прогнозировать и соблюдать должное направление социального развития. Но надо помнить, что всецело осуществление общественного идеала есть выход из обычных условий, есть чудо всеобщего преобразования, и как таковое оно лежит вне сферы социальной реальности. Две цели оказывают определяющее влияние на содержание социального идеала: идея бесконечного совершенствования, исключающая мысль о счастливом завершении истории, и идея непреодолимого противоречия между личностью и обществом, отрицающая возможность построения гармонического единства.

В связи с этим в реальной жизни идеалы искажаются до неузнаваемости. Так, будучи оторванным от своей реальной национальной основы, идеал «равенства» превращается в утопию: абстрактное равенство для всех - не просто неосуществимая ситуация, это, кроме того, весьма опасная химера, обращающаяся для своей реализации к жестоким и рационалистическим мерам, вовсе не одухотворенным идеалами. То же происходит с идеалом «свободы»: зависимость от государства только тогда становится политическим угнетением, когда деятельность государства вступает в явное противоречие с нравственным чувством, и в этом случае предписания государства, неприемлемые для человека, могут осуществляться только при посредстве принудительных мер. Идеал свободы не должен заключаться в догматическом стремлении уничтожить государство как таковое (как того требует анархизм), но лишь в преображении его в соответствии с требованием нравственного сознания. Таким образом, и равенство, и свобода сами по себе не могут быть абсолютными ценностями и выявляются лишь в соотнесенности с неким выделенным и абсолютным социальным идеалом, недосягаемым по сути.

Разработанная еще B.C. Соловьевым модель «свободной теократии», по мнению веховцев, может быть реализована только при условии, что божественное начало проникнет во все сферы общественной и человеческой жизни и всех их качественно преобразует. Но частичные и неполные социальные и политические достижения не могут обеспечить господства этой модели.** Между идеалом и самой высокой ступенью социально-политического развития всегда остается огромный разрыв. Во всех случаях, когда ставится вопрос об организации идеального общества, утопическое сознание вступает в сферу политики и права, т. е. сферу естественно-нравственных построений.

В терминах консервативного мышления ((естественное право)) есть система неких общих идей, продиктованных природой или Богом. Его нормы неизменны и всеобщи так же, как социальный идеал, и так же недосягаемы для реализации в жизни. Естественное право подготавливает организационные структуры для самых разнообразных форм человеческого общежития, в идеале оно стремится стать неким порядком, который будет соблюдаться не в силу боязни наказания, а просто в силу понимания его необходимости и разумности. При этом содержание естественного права может меняться, но всегда остается неизменной его внутренняя форма или формальный принцип - безусловное предписание в форме категорического императива.

Из глубины сознания эта форма все время пытается подняться до реализации нравственного идеала в жизнь: «Ступени этого воплощения могут быть различными, но всегда в них проявляется одна и та же тенденция - найти содержание для безусловного нравственного закона». В этой связи естественное право должно заключать в себе максимально разумный при данных условиях порядок, соответствующий сущности человека как «образу божьему в тварном мире». Долженствование входит в бытие, нравственность ставится над позитивным (писаным) законом.

Сущность естественного права заключается прежде всего в стремлении к наиболее адекватному согласованию начал свободы и солидарности, к утверждению поряда, при котором индивидуальная свобода не будет находиться в противоречии с необходимой для общества солидарностью, общественная упорядоченность не будет осуществляться за счет ограничения индивидуальной свободы.

С. Франк обратил внимание на трагическую взаимосвязь разрушения созидания, заметив, что всякая социальная утопия переносит на закон и меры государственного принуждения функцию спасения человечества. Именно в этих устремлениях кроется секрет трагического перерождения поначалу оптимистических и гуманных социальных идеалов: попытки человеческими средствами построить «царство Божье на земле» не только оказываются неосуществимыми, но и приводят к прямо противоположным результатам - к торжеству сил зла и царству ада на земле.

«Все конкретные попытки осуществить человеческими государственно-правовыми средствами полное равенство, блаженство и справедливость, т. е. царство абсолютной правды на земле, роковым образом создавали в мире небывалую в иных обычных формах мирового бытия тиранию зла, насилия, неправды, унижения человека. Все человеческие «спасители мира» первоначально одушевлены высоким благородным чувством сострадания к бедствиям людей и жаждой утверждения справедливого порядка, царства добра и правды - все они в силу некоего рокового диалектического прогресса превращаются в кровожадных тиранов, насильников, палачей».

Пороком является не стремление соотносить свои действия с недосягаемым социальным идеалом, а попытки имитировать его достижение на земле. Драматизм ситуации в том, что реальность втискивается в прокрустово ложе утопии, провозглашается возможность спустить идеал на землю и построить рай на земле.

В ходе утопических преобразований происходит еще одна важная подмена, никак не предусмотренная первоначальным планом: сама конечная цель - царство абсолютного добра - постепенно начинает исчезать из сознания, заслоняясь эмоциями, необходимыми для прохождения тяжелого пути к ее осуществлению. Власть постепенно переходит в руки людей, психология и характер которых соответствуют тому жестокому и кровавому делу, которое осуществляется; эти люди не думают ни о чем другом, кроме сохранения всеми средствами собственной власти.

Разрушители мира привыкают к все нарастающей волне разрушений, а задача построения нового мира отодвигается в неопределенное будущее, заменяясь первичной задачей разрушения. Вместо «царства добра» возникает общежитие, основанное на безграничном деспотизме, и разрушение оказывается единственной реальной основой утопизма и первым следствием его реализации.

В качестве альтернативы предлагаются основы христианской политики.

Христианское сознание принципиально отвергает возможность создания идеального и совершенного порядка в пределах земного государства и права. Несовершенный («земной») закон, однако, адекватен столь же несовершенному «естественному» порядку вещей, существующему в мире, и именно поэтому он в состоянии устранять эти несовершенства. Вплоть до наступления нового высшего этапа спасения бытия именно этот земной закон имеет обязательную силу: естественное право живет и действует вплоть до окончательного преображения мира.