Переворачивая страницу книги Фолкнера, мы попадаем в иной мир, в мир диких, девственных лесов, где рассказ идет «о людях... не о белой, черной или красной коже, а о людях, охотниках с их мужеством и терпением, с волей выстоять и умением выжить, о соба­ках, медведях, оленях, призванных лесом, четко расстав­ленных им и в нем по местам для извечного и упорного состязанья, чьи извечные, нерушимые правила не милуют и не жалеют, - вызванных лесом на лучшее из иг­рищ, на жизнь, не сравнимую ни с какой другой».

Всю свою любовь к охоте, к этому неповторимому об­щению с природой, незабываемые воспоминания юности Фолкнер вложил в два рассказа в книге «Сойди, Моисей» - «Старики» и «Медведь». Это два подлинных шедевра по проникновенному изображению леса, ритуа­ла охоты, состояния человеческого духа в общении с при­родой.

Сюжет обоих рассказов, которые объединены одними и теми же героями, одним и тем же местом действия и, по существу, выглядят единым целым, весьма несложен. Это рассказы об охоте. Но за охотничьими приключения­ми стоит многое другое - глубокие сокровенные раз­думья писателя о нравственном идеале, о подлинной цен­ности человека, о его ответственности перед собственной совестью.

Время действия обоих рассказов по сравнению с пред­шествующими им вторым и третьим рассказами книги опять в прошлом - оно относится к началу нашего ве­ка, когда леса в Большой Низине, как называли дельту Миссисипи, еще были дикими и в них водились олени, медведи и куда мальчиком и юношей ездил Фолкнер каж­дую осень в охотничий лагерь вместе со старыми, испы­танными охотниками, чтобы учиться у них великому уме­нию познания природы, любви к ней.

Вот этот великий искус, этот путь возмужания про­ходит и юный герой Фолкнера в рассказах «Старики» и «Медведь». На этот раз героем выступает Айк Маккаслин, внук основателя династии Карозерса Маккаслина, родившийся, когда его отцу было уже под семьдесят, ко­торому двоюродный брат Кас Эдмондс заменил отца.

Из года в год осенью, в ноябре, мальчик видел, как грузили фургон, готовили свору собак и охотники уезжали в Большой Каньон - оленьи и медвежьи дремучие места. И мальчик каждый раз отсчитывал, сколько лет ему еще осталось ждать того дня, когда его возьмут в леса. И вот наконец этот день настал, «он увидел лес сквозь вялый, ледяной ноябрьский дождик; впоследствии лес так и вспоминался всегда ноябрьским, рисовался сквозь туск­лую морось поры умиранья высокой бескрайней стеной сомкнутых деревьев... послушником вступал он в настоя­щий лес, принявший его и тотчас сомкнувшийся снова». Граница леса становится границей между цивилизацией и девственной природой, где человек, оказываясь в условиях естественного существования, сбрасывает с се­бя все искусственное, накладываемое на него обществом, и раскрываются жизненные силы, таящиеся внутри чело­века. Здесь царят другие законы, совсем не те, которые навязывает общество, - здесь ценность человека опреде­ляется не его богатством или положением в обществе, не цветом кожи, а истинными достоинствами - храбростью, умением, стойкостью. И в этой компании охотников главным человеком оказывается не генерал Компсон и не двоюродный брат мальчика, владеющий плантацией, а Сэм Фазерс, в жилах которого течет негритянская кровь.

Когда умер последний чистокровный индеец чикесо Джобекер, Сэм Фазерс уходит жить в леса. Как объясня­ет Айку его двоюродный брат Кас Эдмондс, Сэм похож на старого льва или медведя, выросшего в клетке. «Он не знает ничего, кроме клетки, здесь он и родился, и провел всю жизнь, и вдруг он почувствовал, почуял что-то: так, дуновение, легкий ветерок пролетел над лесом и заглянул к нему в клетку, но на миг зашумели, зашептали заросли, зашуршали, надвинулись раскаленные пески... Даже не почувствовал (он ничего этого не знает и, наверно, не узнает, если и увидит), а только дрожь, - пробрезжило и ушло; но не совсем, не бесследно: остяяаяя яяеяяаяяяяяяяяняя яятяяоя, замолкли заросли, умерло горячее ды­хание песков, и в ноздри ему бьет запах железа, которо­го он просто не замечал раньше. И в глазах у него за­таивается горечь неволи».

Вот этот Сэм Фазерс и становится наставником Айка Маккаслина в великом искусстве охоты - «он обучал мальчика понимать лес, чувствовать, когда надо и когда не надо убивать, учил стрелять и разделывать добычу». А когда мальчик убивает своего первого оленя, наставник мажет ему лицо оленьей кровью: «Свершилось. Он про­лил кровь, и Сэм Фазерс совершил обряд посвящения, и мальчик превратился в охотника, в мужчину».

Процесс мужания мальчика, постижения им природы и ее естественных законов, которые одновременно и за­коны нравственные, продолжается в рассказе «Медведь». Охота за старым, уже легендарным медведем становится для мальчика школой мужества, сострадания, любви. Сам Фолкнер впоследствии говорил об этом рассказе: «Это вещь символическая. Это история не только мальчика, но каждого человеческого существа, которое вырастает, что­бы соревноваться с землей, с миром. Медведь представ­ляет собой не зло, а процесс устаревания... Мальчик узна­ет от этого медведя не о медведях - он узнает о мире, о человеке. О мужестве, о жалости, об ответственности».

Художественное подтверждение этой символике легко найти в тексте рассказа. Мальчика впервые привозят в охотничий лагерь. «Еще ни разу не был мальчик в той не тронутой топором глухомани, где оставляла двупалый след медвежья лапа, а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный, багряноглазый, не злобный - просто непомерный: слишком велик был он для собак, которыми его пытались травить, для лоша­дей, на которых его догоняли, для охотников и посылае­мых ими пуль, слишком велик для самой местности, его в себе заключавшей».

Старый медведь действительно становится в рассказе символом девственной природы, уже обреченной под на­тиском цивилизации, хищного стремления людей обога­титься за счет природы, готовых уничтожить природу ради наживы. «Мальчику словно виделось уже то, что ни чувством, ни разумом он еще не мог постигнуть: обречен­ная на гибель глушь - с краев обгрызают ее, непре­станно обкрамсывают плугами и топорами люди, безымянные даже друг для друга, в лесном краю, где заслужил себе имя старый медведь, не простым смертным зверем рыщущий по лесу, а неодолимым, не­укротимым анахронизмом из былых и мертвых времен, символом, сгустком, апофеозом старой дикой жизни, во­круг которой кишат, в бешеном отвращении и страхе ма­шут топориками люди - пигмеи у подошв дремлющего слона; неукротимым и как перст одиноким виделся ста­рый медведь, вдовцом бездетным и неподвластным смер­ти, старцем Приамом, потерявшим царицу и пережившим всех своих сыновей».

Ни в одном произведении Фолкнера не ощущается так остро горечь писателя по поводу гибели природы под на­пором современной механизированной цивилизации, как в рассказе «Медведь». В начале рассказа лес представ­ляется мальчику могучим и вечным, ему кажется, что лес не может никому принадлежать, его нельзя купить, а на последних страницах рассказа Айк Маккаслин, уже взрослый человек, с грустью видит, как лесопромышлен­ные компании вырубают заветные лесные чащи, где он когда-то охотился, где он возмужал в общении с приро­дой. «Теперь поезд словно нес в обреченную на топор глушь знамение конца».

Эта грусть Фолкнера по уничтожаемой девственной природе способствовала созданию некоторыми американ­скими критиками легенды о нем как о писателе, зову­щем к возврату от цивилизации к природе. Фолкнер впо­следствии возражал против этого: «Я не поддерживаю идею возврата. Как только прогресс остановится, он умрет. Он должен развиваться, и мы должны нести с со­бой весь мусор наших ошибок, наших заблуждений. Мы должны исцелять их, но мы не должны возвращаться к идиллическим условиям, в отношении которых нам ме­рещится, что мы были тогда счастливы, что мы были сво­бодны от тревог и греха. Мы должны нести эти тревоги и грехи с собой, и по мере нашего движения вперед мы должны излечивать эти тревоги и грехи. Мы не можем вернуться к условиям, при которых не было бы войн, не было бы бомбы. Мы должны принять эту бомбу и что-то с ней сделать, уничтожить эту бомбу, исключить войну, но не возвращаться к тому положению, которое суще­ствовало до ее открытия, потому что, если время является частью движения, тогда мы рано или поздно опять при­дем к бомбе и опять пройдем через все это».

В произведениях Фолкнера речь идет не только об уни­чтожении современной цивилизацией девственной приро­ды. В этих словах выражено отношение Фолкнера к важ­нейшим философским и социальным проблемам века, проблемам, которые не могут не волновать каждого ду­мающего писателя, ощущающего и свою личную ответ­ственность за судьбу человечества.

Однако для полного понимания выбранной темы реферата нам надо вернуться к рассказу «Медведь». В нем очень точно определена граница, пропасть между совре­менным обществом и природой. Фолкнер утверждает, что человек, рожденный и выросший в обществе, раздвоен. Глубоко внутри каждого, по убеждению Фолкнера, живет естественный человек. Общество оказывается врагом че­ловека, оно деформирует его, искажает естественные эмоции, заставляет подчиняться искусственному кодексу поведения. И только в общении с природой человек сбра­сывает с себя все наносное, искусственное, возвращается к своей первооснове.

Эта мысль Фолкнера просвечивает в словах старого генерала Компсона, когда мальчик Айк хочет остаться с умирающим Сэмом Фазерсом в лесу, ибо так ему под­сказывает нравственный долг, а его двоюродный брат Кас Эдмондс требует, чтобы мальчик возвращался в Джеффер­сон и не пропускал занятий в школе. «А ты помолчи, Кас, - говорит генерал. - Увяз одной ногой на ферме, другой - в банке, а в коренном, в древнем деле ты пе­ред hиm младенец; вы, растакие Сарторисы и Эдмондсы, напридумывали ферм и банков, чтобы только заслониться от того, знание о чем дано этому мальчугану от рождения, - и страх, понятно, врожден, но не трусость, и он за десять миль по компасу пошел смотреть медведя, к кото­рому никто из нас не мог подобраться на верный выстрел, и увидел, и обратно десять миль прошел в темноте; это-то, быть может, посущественнее ферм и банков...»

В следующем рассказе книги «Сойди, Моисей» - «Осень в дельте» - Айку Маккаслину уже под семьде­сят, но он по-прежнему уезжает теперь уже с сыновьями и внуками былых своих товарищей по охоте в лес, кото­рый все дальше и дальше отступает перед натиском ци­вилизации. «У него свой дом в Джефферсоне, хозяйство ведет племянница покойной жены со своей семьей, ему там удобно, о нем заботятся, за ним ухаживают родичи той, кого он выбрал из всех на земле и поклялся любить до гроба. Но он томится в своих четырех стенах, дожи­даясь ноября: ведь эта палатка, и слякоть под ногами, и жесткая, холодная постель - его настоящий дом, а эти люди, хоть кое-кого из них он только и видит всего две недели в году, - его настоящая родня. Потому что тут его родная земля...»

Ночью старику Айку Маккаслину не спится, и он ду­мает о своей прожитой жизни, подводит итоги: «Ведь это его земля, хотя он никогда не владел ни единым ее клочком. Да и не хотел тут ничем владеть, зная, какая ее ждет судьба, глядя на то, как она год за годом отступает под натиском топора, видя штабеля бревен, а потом ди­намит и тракторные плуги, потому что земля эта никому не принадлежит. Она принадлежит всем людям, надо только бережно с ней обходиться, смиренно и с досто­инством. И внезапно он понял, почему ему никогда не хотелось владеть этой землей, захватить хоть немного из того, что люди зовут «прогрессом». Просто потому, что земли ему хватало и так».

Чтобы понять аромат изображения Фолкнером природы, приведем знаменитое начало второй главы романа «Авессалом, авессалом!», которое дает незабываемую поэтическую картину южного лета. Трудно удержать­ся, чтобы не привести хотя бы первую фразу авторского вступления ко второй главе: «Это было лето глициний. Сумерки источали их запах, смешанный с ароматом отцовской сигары, когда они сидели на передней ве­ранде после ужина до тех пор, пока Квентину настало время отправляться, а внизу у веранды на густо за­росшей лужайке беспорядочно звенели и мигали свет­лячки-это благоухание, этот запах принесло с собой спустя пять месяцев письмо мистера Компсона из да­лекого штата Миссисипи в железные снега Новой Анг­лии, в комнатку Квентина в Гарварде».

Фолкнер наполнил роман «Деревушка» цветами, запахами, кра­сками природы. Особенно полно и подробно описана природа вчразвернутых эпизодах с идиотом Айзеком Сноупсом. Однако ценность эпизодов из-за их патоло­гии представляется сомнительной.

«Деревушка» была первой попыткой Фолкнера по­нять те новые социальные явления, которые он наблю­дал у себя на Юге. Книга положила начало фолкне-ровскому исследованию жизни американских «унижен­ных и оскорбленных» - бедных арендаторов и батра­ков-негров. Фолкнеру не все еще было ясно и многое предстояло переоценить. Однако в первой части трило­гии уже присутствовало реалистически точное изобра­жение американской фермерской стихии, нищего притес­няемого народа.

В созданной Фолкнером американской панораме среди бес­численного множества лиц яркими пятнами выделились семьи-кланы - Сарторисы, Компсоны, Сатпены. В са­мой дали вырисовывался дикий неосвоенный Юг, девст­венные леса Миссисипи, мир индейцев; ближе - сцены Гражданской войны, жизнь американского захолустья на рубеже веков, первая мировая война и, наконец, совре­менный мир; на первом плане знакомые семьи, но уже обремененные тяжестью прошлого, а впечеди всяхя- Сноупсы, «новые люди».

В далеком прошлом Америки искал Фолкнер истоки многих современных явлений; изучая жизнь современной Иокнапатофы, обращался ко времени завоевания округа первыми переселенцами.

Эта тема возникла у Фолкнера сразу, как только он принялся за изучение округа.

Сюжетная и идейная связь составных частей романов Фолкнера выра­зилась в той глубокой естественной преемствен­ности, которая существует в природе и обществе. Содержание книг Фолкнера - отношение природы и человека, земли и людей, которые живут на ней, и те обществен­ные связи, которые сложились в результате собственно­сти на землю - 100 лет назад и позднее - в середине XX века.

Все сложные отношения внутри рода Мак-Каслинов возникли из-за собственности на землю. Фолкнер не оставляет никаких иллюзий в отношении любых хозяев земли, ибо считает: люди захватили землю и потом ста­ли продавать ее друг другу, и в этом «была их вина перед природой».

О том, что из земли нельзя делать частную собст­венность, Фолкнер говорил и раньше. В сборнике «Сойди, Моисей» появляется новая интерпретация этой темы. Те­перь Фолкнер из многих возможных (по «Авессалому») причин трагедии выделяет одну: мечта Сатпена о том, чтобы оставить после себя след на этой земле, осталась неосуществленной прежде всего потому, что земля была обманом куплена у индейцев и осквернена рабством.

Один из центральных героев книги «Сойди, Моисей» сын дяди Бака - Айк Мас-Каслин отказывается от собственности на землю, проклятую рабством, так как не хочет наследовать то, что не принадлежит ему.

Он научился охотиться не только для того, чтобы поймать и уничтожить, но и для того, чтобы «поймать, потрогать и - отпустить». Дядя воспитал в нем почти­тельное уважение к земле, к природе, и эти уроки при­вели к тому, что Айк отказался участвовать в дележе природы.

Не желая быть участником дележа природы, Айк просто уходит от неизбежной ответственности. Он от­дает свою землю двоюродному брату, но это лишь ду­ховно развращает последнего. Получив, казалось бы, абсолютную свободу, сам Айк фактически лишает себя свободы подлинной, такой, как понимает ее Фолкнер, т. е. добровольного выполнения морального долга перед собой, обществом, природой; он отстраняет себя от реальной жизни и поэтому ничего не может изменить в отношениях людей, выросших на этой земле.

Само название фолкнеровской книги «Сойди, Моисей» относится к Сэму Фазерсу, Фолкнер взял эти слова из известной негритянской религи­озной песни на библейский сюжет; в ней поется о том, как Мои­сею из куста послышался голос бога: «Иди, Моисей, дорогою в Египет, скажи старому фараону отпустить мой народ». Айк уго­варивает своего брата отпустить Сэма: Сэм не может жить у него на ферме в униженном положении, он уходит в лес, в охотничий лагерь. Так же, как Моисей вывел свой народ из рабства, Сэм Фа­зерс выведет Айка из рабства духовного - к свободной природе.

Бегство от общества и поиск идеального уединения в природе в свою очередь были чрезвычайно характерной темой для западной буржуазной литературы конца 30-х годов - кануна второй мировой войны.

Фолкнер начинает историю Шарлотты Риттенмайер и ее любовника в повести «Дикие пальмы», молодого доктора Гарри, почти с кон­ца: пожилой врач наблюдает за происходящим на со­седнем участке - там в кресле сидит молодая женщина. Внимательно следя за ее поведением, доктор решает по­ставленную перед собой психологическую задачу и при­ходит к правильной догадке, что она оставила мужа и детей и теперь ждет ребенка. Обуреваемая страстным желанием «первозданной идеальной любви», в которой она видит смысл всего своего существования, Шарлотта пыталась устроить новую жизнь так, чтобы чувствовать себя физически и морально свободной, она призывает к тому же своего любовника, более пассивного, мучимого сомнениями и сознанием их «греха». Но общество не прощает им отступления от признанных норм, и любов­ники вынуждены терпеть лишения. Начинается борьба за существование, за свои права на независимость. Ни­щета гонит их из Чикаго. На берегу озера Висконсин они разыгрывают идиллию любви: Шарлотта хочет вернуться назад, к простоте и природе, ходит обнаженная и зовет своего любовника Адамом.

Наступает зима, и они возвращаются в город. Сно­ва - полунищенское существование и страх потерять работу. Живя в современном американском городе, они чувствуют себя усталыми и потерянными.

Творчество Уильяма Фолкнера до сих пор вызывает острые споры и оценивается весьма по-разному. Споры вокруг имени Фолкнера продолжаются. Не в этом ли доказательство глубочайшей необходимости его наследия для современного мира?