ТОТАЛИТАРИЗМ - от позднелатинского totalitas - весь, целый, полный - антигуманная общественно-политическая система, которая ради определенных целей своих создателей стремится к полному (тотальному) контролю над всей жизнью общества и всеми сторонами жизни каждого индивида. Слово «тоталитарный» (totalitario) впервые было употреблено в Италии в начале 20-х гг. XX в. Дж. Амендола и П. Гобетти при критике Муссолини, утверждавшего однопартийную фашистскую систему. Перехватывая инициативу, Мус-солини сам провозгласил тогда своей целью создание «тоталитарного государства» («stato totalitario»). Позже в положительном смысле термин «тоталитарное государство» употреблялся нацистскими правителями в Германии. Негативный смысл в понятия «тоталитаризм», «тоталитарный» в 20-е и 30-е гг. вкладывали итальянские и немецкие антифашисты, критиковавшие фашистские порядки.

Новая полоса расширяющегося употребления понятия «тоталитаризм», а также производного «тоталитарный» начинается после Второй мировой войны, в условиях «холодной войны» между Западом и Востоком. На этом этапе наряду с прежним употреблением этих понятий они широко применяются для характеристики сталинского Советского Союза, а позже маоистского Китая, Кампучии «красных кхмеров». В большой степени этому способствовали книги X. Арендт «Происхождение тоталитаризма» (1951 г.) и К. Фридриха и 3 . Бжезин-ского «Тоталитарная диктатура и автократия» (1956 г.), содержавшие как социологическую, так и политологическую характеристику рассматриваемого явления

- Многообразие форм и способов реализации тотального контроля над обществом и его гражданами обусловливает большой разброс в раскрытии сути рассматриваемого явления. И все же наиболее существенные черты тоталитаризма таковы.

Во-первых, абсолютное (тотальное) господство над обществом и человеком рассматриваемой системы обеспечивается, как правило, сочетанием политического господства с идеологическим порабощением, что проявляется не только в том,. что в тоталитарных системах налицо господство определенных идей (идеократия), обосновывающих право подобных режимов на существование, стремящихся цель режима и его организацию сделать единственно возможными для всех. Особенно важно то, что в силу этого в тоталитарных системах всегда господствуют не государственные, а партийные структуры (партия-государство). Соответственно вся власть сосредоточивается в руках политического лидера харизматического типа, вождя, присоединяющего к своим политическим атрибутам властвования еще суеверное поклонение граждан, что достигается путем сознательного насаждения культа вождя

Вместе с тем идеократи-ческий характер тоталитарного режима связан с его идеологической нетерпимостью, с преследованием инакомыслия, что приводит не только к запрещению других партий, но и к подавлению всякого инакомыслия внутри правящей политической организации.

Во-вторых, идеократия в условиях тоталитаризма органически связана с монопольным использованием власть имущими средств массовой информации, что позволяет не только господствовать над мыслями граждан, но и обращаться через пропаганду к чувствам граждан, насаждая угодные власти мифы и мифологию, культы и куль-тики, воспитывая население в духе обожествления своих вождей, окружая их ореолом всемогущества и непогрешимости. Широко используемый в этих целях популизм призван внушить гражданам не только то, что поставленная перед обществом цель наилучшим образом отвечает интересам каждого человека, но и то, что стоящие у власти лидеры - наилучшие выразители устремлений и чаяний народа.

В-третьих, тотальное подчинение общества и граждан власть имущим закономерно связано с проникновением идейно-политического контроля во все сферы жизнедеятельности человека и общества, что неизбежно ведет к стяранию грани между политическим и социальным, к отрицанию водораздела между государственной властью и обществом, к уничтожению всякой автономии индивида и его жизни, что приводит к поглощению гражданского общества государством. В самом деле, о какой частной жизни индивида, составляющей основу или фундамент гражданского общества, может идти речь, если все аспекты человеческой жизнедеятельности (хозяйственной, общественной, семейной и личностной) оказываются подконтрольными общественно-политическим институтам, го-' суд арственно-парти иным структурам?

В тоталитарном обществе человек нигде и никогда не находится у себя самого, а общество почти никогда и ни в каком аспекте не выступает как гражданское общество, отделенное от государства и существующее отдельно и независимо от него, ибо для существующей в тоталитарном обществе власти нет никаких законодательных или правовых ограничений, закрывающих ей доступ в те или иные сферы общественной или личной жизни: все подконтрольно, а сам контроль тотален.

В-четвертых, одно из центральных мест в тоталитарных системах отводится системе насилия, механизму репрессий, призванных обеспечивать и поддерживать контроль власть имущих над всем обществом и его гражданами. Конечно, репрессивные органы, обеспечивающие существование и функционирование тоталитаризма как антигуманной общественно-политической системы, возникают и складываются не в один день и, естественно, отличаются друг от друга не только по своей структуре, но и по своей жестокости. Весьма существенны здесь различия также на разных ступенях истории той или другой системы тоталитаризма. Однако, неизменно то, что, где бы ни имел место тотялитарный режим, террор - неотъемлемое средство его внутренней политики, а страх граждан перед произволом, необоснованными репрессиями - один из важнейших гарантов стабильности тоталитарных систем.

Хотя перечисленные черты отнюдь не исчерпывают всех признаков тоталитаризма, они все же позволяют уловить наиболее существенное в этой антигуманной системе Разумеется, в зависимости от конкретной разновидности тоталитаризма, а также ступеней его развития в той или иной стране в связи с конкретными условиями жизни названные черты или свойства тоталитаризма реализуются с разной полнотой: одни больше, другие меньше; на одних этапах больше внимания уделяется одним из них, на других - другим. Всегда имеются и различия в степени контроля тоталитарным режимом тех или иных сфер общественной жизни. Стремление обеспечить режиму большую выживаемость ведет к ослаблению контроля в тех или иных сферах, что создает условия для возникновения «очагов сопротивления» тоталитаризму. А если еще учесть неспособность тоталитарных режимов к саморазвитию, их слабую адаптацию к изменениям общественных реалий, то станет ясно, что раньше или позже, но неизбежно возникают предпосылки и возможности для разрушения или низвержения тоталитаризма.

ПОСТТОТАЛИТАРНОЕ ОБЩЕСТВО - собирательное политологическое понятие, обозначающее самые различные общественные устройства, возникающие в результате разрушения тоталитаризма, после него и на его развалинах. Характеризуя такие общественные устройства, естественно выделить ряд общих черт, обусловленных самой сутью разрушаемого в них тоталитаризма: устранение полной зависимости общества и человека от власти и постепенное восстановление гражданского общества, конец господства иде-ократии и моноидеологии, развитие плюрализма мнений и гласности, разрушение механизма репрессий и освобождение граждан от постоянного страха, неопытность масс в политической сфере (особенно там, где тоталитаризм господствовал длительное время) и др. Как далеко по этому пути продвинулось то или иное постготалитарное общество, зависит от конкретных обстоятельств.

Само собой разумеется, что по своим основным параметрам посттоталитарное общество в той или иной мере противоположно тоталитаризму, на развалинах которого оно и возникает. Но констатировать только это - мало, ибо характер посттоталитарного общества, а также его конкретной разновидности, возникающей в той или другой стране, зависит в первую очередь от двух обстоятельств: от того, какой вид тоталитаризма господствовал в данной стране, на смену чему приходит посттоталитарное общество: и от того, какие общественно-политические силы осуществляют разрушение тоталитаризма, его замену иными порядками, кто является гегемоном внутри этих сил, какие цели он при этом преследует.

Одно дело, если мы сталкиваемся с посттоталитарным обществом, приходящим на смену фашистскому тоталитаризму, и другое - если речь идет о посттоталитарном обществе, заменяющем общественное устройство, созданное тоталитарной властью партийно-государственной бюрократии в бывших странах «реального социализма». Существующие в каждом случае свои особенности (обусловленные спецификой господствующей идеологии, разными механизмами массовых репрессий, а главное - разной социально-экономической основой, разным экономическим фундаментом тоталитаризма) не могут не проявить себя как в процессе разрушения тоталитаризма, так и в самом посттоталитарном общественном устройстве. Но эти присущие определенным группам стран особенности, конечно же, не могут заслонить индивидуальных отличий, присущих каждой отдельной стране.

Так, если мы имеем дело с посттоталитарным обществом, приходящим на смену фашистскому тоталитаризму, господствующему в обществе с частной собственностью, национал-шовинистической идеологией, всеобщей слежкой и особой формой сочетания страха и энтузиазма широких масс, то все. это будет весьма непохоже на посттоталитарное общество, складывающееся в результате антитоталитарной посткоммунистической революции, имеющее дело с засильем государственно-бюрократической собственности, с интернационализмом «марксизма-ленинизма» и т. п.Нои то и другое не будет одинаковым в разных странах: достаточно сравнить фашизм гитлеровской Германии с фашизмом Муссолини, чтобы убедиться в этом.

Как бы ни были похожи социально-экономические и общественно-политические устои жизни в бывшем Советском Союзе, Румынии, Венгрии и Югославии, вряд ли кто будет отрицать, что не только во времена Сталина, когда все страны особенно настойчиво загонялись в единое прокрустово ложе, существовавшие порядки в Советском Союзе и порядки в Югославии не были тождественными, но и много позже нельзя было опровергнуть то, что «режим Кадара» и «режим Чаушеску», хотя и назывались одинаково властью трудящихся, на деле же представляли собой «две большие разницы».

Особенно существенными являются различия между посттоталитарными обществами в зависимости от того, какие общественно-политические силы и на основе какого понимания осуществляют разрушение тоталитарного строя и создание посттоталитарного общества. И здесь дело не только в том, скажем, что возникшая после гитлеровского тоталитаризма адена-уэровская Германия принципиально отличалась и от хрущёвского и от горбачевского послесталинского Советского Союза, поскольку представляемые последними двумя лидерами силы и тенденции существенно расходились с тем, что имело место в Германии. Если же говорить о пони-• мании, на основе которого происходит разрушение тоталитаризма, то вряд ли кто будет спорить, что «горбачевская перестройка» и «реформы Дэна» в Китае несут на себе печать отличий этих двух лидеров.

Если общественно-политические силы, разрушающие тоталитаризм и заменяющие его посттоталитарным обществом, качественно различны, как это мы видим в послегитлеровской Германии и послесталинс-ком Советскбм Союзе, то и утверждаемые ими посттоталитарные общества отличаются друг от друга по всем основным параметрам. Если же эти силы не столь различны, то данное обстоятельство, пусть и не столь заметно, но все же обязательно скажется на результате. Так, общественно-политические силы, утвердившие посттоталитарный строй в современной Польше, сходны, хотя и не тождественны тем силам, которые утвердили аналогичный строй в Чехословакии, но и имеющихся здесь различий вполне достаточно, чтобы результаты были далеко не одинаковыми.

С какими наиболее трудными проблемами сталкиваются постготалитарные общества? Таких проблем огромное множество, укажем здесь только на две, связанные соответственно с экономикой и политикой.

Одна из главных задач для всех постготалитарных устройств - воссоздание гражданского общества как независимой от государства и не подчиняющейся давлению власть имущих сферы частной (личной и семейной) жизни всех граждан, каждого человека. Насколько не одинаковы практические задачи, встающие в этой сфере перед разными посттоталитарными обществами, можно показать, сравнивая послегитлеровскую Германию и современную Украину. И дело здесь не только в том, что в Западной Германии пришлось сразу же активно бороться против наследия гитлеризма, национал-шовинистической идеологии, что облегчалось тотальным поражением Германии во Второй мировой войне. В отличие от этого у современной Украины вообще нет такой проблемы, ибо господство моноидеологии (в данНом случае «марксизма-ленинизма») было ликвидировано уже в годы горбачевской перестройки, да и интернационализм «марксизма-ленинизма» в известном плане антипод национализма, шовинизма. Но особенно важны различия в воссоздании гражданского общества - этой колыбели общечеловеческих механизмов прогресса - в том, что в Германии и при Гитлере при всем его диктате экономика все же основывалась на частной собственности и товарно-денежных отношениях, чего не было в Советском Союзе.

Другая важная и тоже общая задача всех посттоталитарных обществ - воссоздание демократии, демократических порядков, причем в той или иной степени гарантирующих от возврата тоталитаризма. Нет надобности доказывать, что и здесь в огромной мере сказывается не только то, имелись ли в данной стране традиции демократизма и насколько прочными они были, но также и то, сильно ли дискредитировал себя тоталитаризм, насколько он внутренне гнил, но особенно то, какие общественно-политические силы участвуют в разрушении тоталитаризма, в строительстве нового общества. Есть все основания утверждать, что без участия широких народных масс, без того, чтобы сами трудящиеся благодаря своей организованности и силе, благодаря своему сознанию и своим самостоятельным требованиям демократизировали общественную жизнь, никакое разрушение тоталитаризма нельзя считать прочным и необратимым.

Слово «ТОТАЛИТАРИЗМ»* стало применяться западными социологами после Второй мировой войны. С помощью этого термина делались попытки охарактеризовать правление и Сталина, и Гитлера, а также некоторых их союзников, сателлитов. Появление термина связано с резкими изменениями во внешней политике, наступившими в то время, когда западные союзники тотчас же после разгрома держав оси оказались вовлеченными в ожесточенную холодную войну со своими прежними союзниками. Термин этот нельзя считать удачным, поскольку, представляя собой попытку найти какой-то общий знаменатель для обоих режимов, он не отражал существенных различий в предпосылках, структуре, целях и функционировании этих режимов...

При составлении перечня специфических черт, присущих и третьему рейху, и СССР, исследователи столкнулись с тем фактом, что обе системы претерпели изменения... Западные исследователи, по-прежнему используя этот термин, стали говорить о смягченном тоталитаризме, о тоталитаризме нового направления, что уже само по себе показывает, насколько неудовлетворителен сам термин.

Тоталитаризму можно дать следующее определение, с которым, пожалуй, согласятся все, кто о нем пишет: тоталитарной политической системой является такая система, в которой вся деятельность людей подчиняется политическим задачам и все человеческие взаимоотношения организуются и планируются. Наблюдая подобные системы со стороны, можно обнаружить некое давление, молчаливую трансформацию или извращение всех убеждений, всех ценностей, всего образа жизни в соответствии с установленными нормами. По существу это сводится к распространению бюрократических принципов организации, принятия решений и контроля на все области человеческой жизни. Здесь, конечно, предполагается существование господствующей элиты или иерархии достаточно могущественной, чтобы провести подобную перестройку всего общества...

...Во всех бюрократических системах основные цели предопределены. Цели устанавливаются теми, кто принимает окончательные решения. Конечно, цели могут быть изменены, и бывают случаи, когда руководители под влиянием острого кризиса или быстрых изменений в обществе оказываются вынужденными решать этот вопрос. И все же бюрократии всех типов в основном исходят из той предпосылки, что глубокое, всестороннее обсуждение целей и интересов излишне и вредно. Именно в этом смысле можно сказать, что бюрократии означают отмирание политики. Однако бюрократии не удается вовсе устранить политику, поскольку люди, как отдельные индивидуумы, так и их сообщества, слишком автономны, а цели самих иерархов слишком противоречивы. Таким образом, идеально функционирующая бюрократия - это мираж. Отсюда проистекают хронические трения между официальными и неофициальными организациями, постоянное несоответствие между постановлениями и их исполнением, между планами и реальной действительностью. Сложность человеческой деятельности ограничивает и делает тщетными все бюрократические законы. Поэтому исследователи «тоталитаризма» вынуждены отмечать, что он никогда не встречается в чистом виде, а всегда является либо целью, либо тенденцией...

Те, кто осуждает СССР как абсолютно антигуманную форму правления, часто не видят жестокостей своего собственного политического строя, подобно тому как советские специалисты по общественным отношениям не признают никаких обвинений по адресу их режима. И те и другие фарисейски утверждают- либо открыто, либо завуалированно, - что их система близка к совершенству.

Правильнее было бы построить систему ценностей, а затем посмотреть, насколько разные политические системы, включая советскую, соответствуют ей. Такой комплекс критериев должен включать в себя максимально возможное число норм, касающихся свободы, равенства и уважения человеческой личности. Каждый человек мог бы сгруппировать эти нормы в систему мер - создать, так сказать, свою личную утопию - и прикладывать эти меры к различным политическим режимам. Вполне вероятно, что при такой оценке ни один из режимов ни по одному из критериев нельзя будет оценить как лучший.

Другим критерием оценки существующих систем являются интересы и цели тех, кто в них живет и действует. При этом необходимо помнить, что цели могут изменяться и что различные группы в обществе могут иметь противоречивые интересы и взгляды... Следует поинтересоваться, насколько хорошей или ненавистной оказывается система, если оценивать ее с точки зрения надежд и чаяний, нужд и опасений рабочих, крестьян и многих других групп, включая самих лидеров правящих партий и привилегированные группы населения.

ПОСТТОТАЛИТАРНОЕ ОБЩЕСТВО На протяжении многих лет эту систему (советскую. - Авт.) называют тоталитарной не только потому, что общество принудительно ей подчиняется, но и потому, что общество было насильственно переделано в соответствии с идеологической схемой. Так были созданы условия для деполитизированной ортодоксии, настоящая политическая жизнь прекратилась, и молчаливое согласие, казалось, отражало тотальное общественное единодушие. Политика стала заповедным правом и прерогативой только верховного руководства.

Эволюционный отказ от тоталитарных характеристик системы, таким образом, потребует постепенного уза-конивания более плюралистических форм политической жизни, таких, которые позволят обществу играть более активную роль и в результате приведут к тому, что некая разновидность действительной политической жизни станет нормой общественного существования. Окончательный ответ на вопрос о вероятности такой эволюции зависит от того, можно ли разрешить две явно несовместимые между собой дилеммы, присущие текущей советской реальности. Первая: можно ли достичь оживления экономики без действительно фундаментального пересмотра роли партии в управлении обществом? Вторая: можно ли достичь децентрализации экономики, так же как и сопутствующего ей необходимого сужения роли партии как главной правящей. силы, без существенного увеличения силы народов СССР, дабы децентрализация в конечном счете не стала эквивалентом поэтапного демонтажа Советского Союза?

Феномен коммунизма - это историческая трагедия. -Порожденный нетерпеливым идеализмом, отвергающим несправедливость существующего порядка вещей, он стремился к лучшему и более гуманному обществу, но привел к массовому угнетению. Он оптимистически отражал веру в мощь разума, способного создать совершенное общество. Во имя морально мотивированной социальной инженерии он мобилизовал самые мощные чувства - любовь к человеку и ненависть к угнетению. Таким образом, ему удалось увлечь ярчайшие умы и самые идеалистические души, но он привел к самым .ужасным преступлениям нашего, да и не только нашего столетия.

Коммунизм сегодня в состоянии общего кризиса - как идеологического, так и системного. Глубинные корни этого кризиса в малости его исторических достижений. Первоначальная его привлекательность в значительной мере была следствием того факта, что в начале XX века многие из существовавших тогда систем, даже демократических, были невосприимчивы к страданиям и несправедливостям ранней капиталистической фазы промышленного развития. Но фактом является также и то, что ни один коммунистический режим не пришел к власти в результате свободно выраженной воли народа. Ни одна из правящих коммунистических элит - даже после десятилетий пребывания у власти - не желает обрести политическую легитимность, позволив своему народу сделать свободный выбор относительно продолжения существования коммунистической системы. Это неже-, лание подвергнуть коммунизм испытанию на демократию является частично следствием манихейства и самозванного присвоения себе исторической миссии, свойственных марксистско-ленинской доктрине, а частично - следствием знания, что коммунизм у власти не преуспел в удовлетворении стремления общества к материальному благосостоянию и стремления людей к личному счастью.

Мизерность исторических достижений коммунизма отражена и в уровне жизни населения коммунистических стран. Сорок лет спустя после Второй мировой войны советское правительство все еще распределяет мясо по карточкам, а недавно ввело карточки и на сахар...

Это исторический провал, теперь откровенно признаваемый выступающими за реформы коммунистическими лидерами, имеет более глубокие корни, нежели «ошибки и эксцессы», о которых стали наконец сожалеть. Он берет начало в тактических, институциональных и философских изъянах коммунистического эксперимента. Он, в сущности, глубоко коренится в самой природе марксистско-ленинской практики.

Теперь обнаруживается новый феномен - постком-мунизм. Хотя XX век не стал веком триумфа коммунизма, над этим веком тяготел коммунистический вызов. С увяданием самого коммунизма этот вызов начал быстро терять свою силу. Парадокс состоит в том, что будущий успех коммунизма будет все сильнее измеряться его способностью двигаться в направлении большей свободы предпринимательства и способностью демонтировать институции прямого партийного контроля над политической жизнью общества.

Соответственно посткоммунистическая система будет системой, в которой отмирание коммунизма дойдет до такой ччрты, когда ни марксистская теория, ни былая коммунистическая практика уже не будут в значительной мере определять - если будут определять вообще - текущую общественную политику. Посткоммунизм просто станет системой, в которой люди, провозглашающие себя «коммунистами», уже не будут всерьез трактовать коммунистическую доктрину как руководство для социальной политики, - ни те кто будет объявлять ее источником легитимности их власти, при которой система пребывает в состоянии стагнации, ни те, кто будет призывать к следованию ей, одновременно на деле успешно подрывая ее cyrbi ни те, кто станет отвергать ее, уже более не опасаясь делать это публично. Пусть и в различной степени, но об СССР, Китае и Восточной Европе можно сказать, что все они приближаютсяяк такой посткоммунистической фазе.

Вслед за великим провалом коммунизма для коммунистических режимов существуют, говоря обобщенно, две долговременные возможности. Первая - эволюция в сторону все более плюралистических обществ. Это первоначально будет означать введение различных степеней смешанности государственных и частных секторов экономики, узаконенных все более частым употреблением социал-демократиччской фразеологии, которая затем в некоторых случаях создаст отправной пункт для широкой народной поддержки решительного поворота к системе с преобладанием свободного предпринимательства. Вторая - пребывать в состоянии стагнации, в значительной мере сохранив существующие институции с власть предержащими, латающими изношенную доктрину, но сохраняющими диктаторскую власть посредством военно-полицейской 'коалиции, которая все в большей степени полагается на национализм, а не на ритуальную доктрину как на главный источник политической легитимности. В обоих случаях возникает вопрос: возможно ли, чтобы движение в том или ином направлении было эволюционным или же оно приведет к каким-то насильственным переворотам?

Пока что исторические данные дают мало свидетельств в пользу первой возможности. Даже в относительно нетоталитарной Югославии монополистическая коммунистическая традиция, коренящаяся преимущественно в ленинизме, препятствует возникновению альтернативных источников политического руководства и пока что загоняет в тупик прогрессирующую трансформацию страны в нечто, приближающееся к социал-демократии.