Русский психолог и философ Г.Г.Шпет родился в 1879 году в городе Киеве. Окончив 2-ую Киевскую гимназию он в 1898 году поступает на физико-математический факультет Киевского университета св.Владимира. Однако в университете он увлекается психологией и новые интересы приводят его к мысли о переводе на историко-филологический факультет, к которому, по традиции того времени, были приписаны и кафедры философии и психологии.

В университете, который он окончил в 1905 году, Шпет становится учеником Челпанова, принимая активное участие в работе его психологического семинара. После переезда Челпанова в Москву Шпет по его приглашению также перебирается в этот город. Он преподает на Высших женских курсах, в университете Шанявского, а с1910 года - в Московском университете. В 1910-13 годах он находится в заграничной командировке. В эти годы Шпет стажировался в нескольких университетах-в Берлинском, Эдинбургском, Парижском, но главным образом в Геттингенском, работа в котором приводит Шпета к философии Гуссерля, идеи которого были ему близки, хотя он никогда и не был его последователем в полном смысле слова. Он становится одним из его наиболее любимых учеников, знакомит русских читателей с концепцией Гуссерля, публикуя в 1914 году работу «Явление и смысл», посвященную феноменологии.

По возвращении в Россию Шпет подготавливает ив 1916 году защищает диссертацию «История как проблема логики». Работа в Московском университете, публикация научных трудов делают его заметной фигурой в российской науке.

Его активная и плодотворная деятельность сохраняется и после революции, однако уже в 1921 году его отстраняют от работы в Московском университете, также как и его учителя Челпанова и многих других известных ученых, не Придерживавшихся марксистской ориентации. Однако Шпету удалось организовать этнографический кабинет при университете, который стал центром развития новой психологической отрасли - этнопсихологии. В 1921 году он был избран действительным членом РАХНа (позднее ГАХН), в которой состоял до 1930 года, являясь в начале председателем философского отделения, а затем и руководителем финансовой части и вице - президентом академии (с конца 1924 года). Шпет в эти годы создает свои, может быть наиболее значительные психологические и философские работы, в том числе «Введение в этническую психологию» (1927) и «Внутренняя форма слова» (1927). Однако уже в 1930 году ГАХН закрывают, а Шпет, как и многие другие профессиональные психологи остается без работы. Несколько лет он был членом художественного совета МХАТ, а с 1932 года - профессором академий высшего актерского мастерства.

В 1935 году его арестовывают и после недолгого заключения высылают сначала в Енисейск, а потом в Томск, где он и был арестован вторично и расстрелян в 1937 году.

Творчество Шпета с самого начала отличало стремление к созданию универсальных научных методологических принципов, объясняющих данные не только гуманитарных, но и естественных наук. Именно это стремление привело его впоследствии к герменевтике, основы которой в отечественную науку были введены именно Шпетом. Его научные интересы связаны как е собственно философскими проблемами познания и логики, так и с исследованием психологии «социального бытия». Этот подход предполагал анализ социально-исторических причин, обуславливающих развитие психики человека, в том числе его мышления и речь» его индивидуальные и национальные психические особенности, а также исследование проблемы психологических основ культуры, которая была особенно значима для Шпета.

Анализируя современное ему состояние психологической науки, Шпет, соглашаясь с Введенским, Гротом, Челпановым в необходимости развития экспериментальной психологии, резко не соглашался с ними в том, что психология может обойтись без философии, и может сама стать . основой всех наук о человеке (теория психологизма). Он видел выход в отходе от чистой психологии и соединении ее с философией, подчеркивая, что для объяснения полученных фактов психология может использовать только философские концепции, а не естественнонаучные, которые также являются эмпирическими, а потому не могут претендовать на методологию, которой и в этом случае является философия.

Первая попытка дать исторический обзор развития гуманитарных наук в России (прежде всего психологии и философии) была предпринята Шпетом еще в десятых года, в его незаконченных работах по психологической и философской антропологии. Впоследствии он возвращается к этой проблеме в своей «Хрестоматии по истории психологии» (1917) и в «Очерке развития русской философии» (1922).

Шпет придавал большое значение изданию «Хрестоматии по истории психологии», для работы над которой он привлекает многих ведущих психологов того времени - Лосского, Блонского, Экземплярского и других. Предполагалось издание нескольких томов хрестоматии, посвященных отдельным периодам психологии - античности, средневековью, Новому времени. В предисловии к первому тому этого издания, которое, к сожалению, так и не было осуществлено,, он писал, что для формирования психологии как методически оформленной «внутренне согласованной системы» необходимо отдать себе отчет в том, каким путем шла наука и подвести итог тому, что было сделано предшественниками, что остается ценным и на настоящее время. В этой работе Шпет также пишет о том, что методология по-прежнему остается одним из центральных вопросов психологической науки подчеркивая, что анализ истории психологических знаний поможет разрешить и вопрос о связи психологии с философией, (которая остается ее методологией с точки зрения Шпета) и со смежными науками «об эмпирич историю развития русской психологии и философии, Шпет пытался определить специфику их пути, анализируя развитие прежде всего двух, с его точки зрения основных, проблем - проблемы логики и проблемы морали, причем значение первой из них связано с ее ролью в качестве методологической основы науки, в то время как проблема морали связана со спецификой именно русской науки.

Стремление к формированию общих для всех наук (как естественных, так и гуманитарных) методологических принципов, и приводит Шпета к мысли о необходимости пересмотра основных положений современных ему научных теорий, что и сделано им с присущей ему эрудицией и чувством юмора. Так в частности его острое критическое чутье, умение увидеть скрытые противоречия в теоретических построениях других ученых дало ему возможность одному из первых увидеть глубину того кризиса, в который вступала психология в начале века. Критический анализ существующих на тот период времени научных концепций предварял практически каждую крупную работу Шпета, что и дало возможность некоторым исследователям говорить о том, что Шпет был больше силен в критике, чем в создании собственных систем. Это отчасти верно, так как собственные позиции им были сформулированы только частично к концу его творческой деятельности, причем у него фактически не было возможности довести до логического конца свои размышления, хотя основные положения его концепции были им развиты в его последних работах.

Однако постепенно он приходит к выводу, что логика не может быть единственным, универсальным методом для исследования психологии социального бытия, которое он считает главным предметом своего творчества. Это приводит его к идее о том, что изучение культуры человечества, его социального развития может строиться на основе анализа языка.

В принципе это был не новый подход, предложенный еще Гумбольдтом, Потебней, Вундтом. Однако Шпет вносит в него принципиально новые положения, рассматривая язык как один из важнейших методов изучения личности человека, его эмоций и социального окружения, его культуры. Преимущество языка перед логикой (также рассматриваемой им как метод познания), которое отмечает Шпет, состоит в том, что язык не оставляет в стороне социальные причины, бытие людей, как это происходит с логикой, а потому и расширяет рамки познания, давая возможность понять не только внешнюю динамику, но и причины появления определенных событий, действий людей.

Одной из центральных проблем в психологических исследованиях Шпета была проблема языка в его соотношении с мышлением, и, главным образом, самосознанием субъекта. Развивая тенденции, заложенные известным отечественным лингвистом А.А.Потебней, Шпет приходил к выводу о необходимости анализа внутренней формы слова, так как именно она является тем главным механизмом, который лежит в основе присвоения и интериоризации культуры, то есть в основе формирования сознания - как индивидуального, так и сознания народа.

Исследование языка как одного из основных методов понимания психологии социального бытия и является стержнем книги Шпета «Внутренняя форма слова». Говоря о неразрывной связи между внешней, звуковой и внутренней, смысловой формами языка он подчеркивает, что «выражение и смысл в конкретной реальности своего языкового бытия составляют не только неразрывное структурное единство, но и в себе тождественное бытие социально-культурного типа». И в этом плане возможно создание языка, основанного только на законах логики, также как и чисто логический анализ существующего языка, но такой язык недостаточен для речи поэтической, экспрессивной, которая связана не только с логикой построения слова, но и с социальными условиями его возникновения. Поэтому Шпет выделяет как бы два вида внутренней формы - логическую и поэтическую. Логические формы могут быть названы понятиями, но в этом случае, подчеркивает ученый, необходимо различать в самом понятии его логическую «концептивную форму от смыслового, конципиируемого содержания...». То есть можно говорить о том, что внутренняя форма слова как таковая имеет динамический характер и именно она является той энергией, которая помогает раскрыть содержание смысла понятия при его словесной передаче, определяя законы диалектического движения к пределу полноты смысла. Именно эта динамика, соединяющая и логическую и поэтическую внутреннюю формы передает как содержание понятия так и его социальный смысл, помогает понять окружающий мир во всей его полноте и потому может быть названа герменевтической. Таким образом логическая внутренняя форма, которая есть закон образования данного понятия, стремится к исчерпанию смысла конкретного понятия, к тому, чтобы объяснить все возможные способы его употребления, в то время как поэтическая внутренняя форма стремится к извлечению смысла из объективных связей и к «включению его в другие связи, более или менее произвольные, подчиненные не логике, но фантазии».

Поэтому внутренние поэтические формы не могут существовать без логических, но не исчерпываются ими, также как и звуковым оформлением. Но используя их, эти формы передают самую суть действительности, ее самобытность, чего не могут сделать ни логическое понятие, ни стилистическое, звуковое оформление. Таким образом слово без символа, без отношения, стоящего за ним, мертво (по крайней мере для психолога, искусствоведа, для любого исследователя социального бытия), ной один символ, как бы ни был он стилистически совершенно оформлен, не может передать все содержание слова, его внутреннюю форму.

Эта позиция позднее проявилась и в анализе искусства - как поэзии, так и живописи и театра, в котором Шпет отвергал голый натурализм, подчеркивая необходимость второго плана, символики. Но эта символика должна быть внутренне связана с идеей, с логической внутренней формой, а не просто красивым оформлением пустоты. С точки зрения психологии это внутреннее отношение, переживание субъекта при передаче словесного выражения имеет первоочередное значение, так как оно открывает интенцию субъекта, его намерение, его эмоциональное состояние в момент образования слова и его передачи, причем это положение относится как к индивидуальной психологии, так и к психологии народа.

Связывая понимание искусства с понятием внутренней формы Шпет подчеркивал, что внутренняя форма художественного произведения является отражением приемов, методов, творческого пути художника. Она является источником знания, но знания субъективного, так как в нее вносятся жизненные идеалы, ценности данного творца. Поэтому внутренняя форма передает не абстрактное знание, но мировоззрение творца, которое вызывает соответствующие переживания у зрителей. Таким образом Шпет приходит к выводу о том, что сознание индивида носит культурно-исторический характер, важнейшим элементом которого является слово, открывающееся нам не только при восприятии предмета, но и, главным образом, при усвоении его в виде знака, интерпретация которого происходит индивидом в процесс социального общения. Будучи одним из основоположников отечественной этнопсихологии Шпет в своей работе «Введение в этническую психологию» доказывал, что ее предмет раскрывается через расшифровку и интерпретацию системы знаков, составляющих содержание коллективного сознания данной нации. Критикуя позицию Вундта, который полагал возможным исследовать психологию народа через изучение языка, мифов или религии, Шпет подчеркивал, что продукт культуры (например язык или мифы) не являются сами по себе психологическими продуктами. Психологическая составляющая появляется благодаря субъективной их интерпретации, таким образом «культурное является объективно, но существующее сознательное и бессознательное отношение к нему, его созначение, переживание его значенияяяя о по-новому подходит к роли эмоций, считая их одним из важнейших инструментов в процессе присвоения культуры. При этом сами продукты культурного развития являются медиаторами в процессе социализации, человека, регулируемого развитием типичных для данного этноса переживаниями, которые и составляют главные элементы национального самосознания. Исследование того, как определенный исторический факт или названное значение переживаются субъектом или этносом в данный конкретный момент помогает понять не только содержание национального сознания, но и саму историческую ситуацию, складывающуюся в данный момент в обществе. Таким образом подход, разрабатываемый Шпетом, давал возможность новых путей развития не только для этнопсихологии. но и для социальной и индивидуальной психологии.

Говоря о том, что национальное самосознание является особым переживанием, в основе которого лежит «присвоение себе известных исторических и социальных событий и взаимоотношений и противопоставление их другим народам» Шпет подчеркивал его субъективность и изменчивость, объясняющие как динамику развития самого народа, так и его отношения к другим этносам. Фактически он одним из первых заговорил о проблеме самоидентификации, одной из основных в современной психологической науке, приччч, ччьччачи совершенно по-новому сопоставив процессы национальной и индивидуальной идентификации. Шпет доказывал, что хотя национальная идентификация и не произвольна, но определяется той культурой, в которой воспитывался человек, языком и традициями, которые для него являются родными и близкими, однако не эти объективные связи, но субъективные переживания определяют процесс отнесения себя к конкретному этносу. И потому при возникновении отвержения субъект может «переменить» свой народ, «войти в состав и дух другого народа», однако этот процесс требует длительного и упорного труда и времени, так как в том случае, если происходит только внешнее усвоение нового языка, культуры или норм поведения, человек остается маргиналом, который отойдя от одного этноса не стал и членом другого, потому что для полной идентификации себя с новым этносом необходимо эмоциональное принятие тех объективных элементов, который составляют содержание национального самосознания.

Эти идеи Шпета находят отражение в современных работах, рассматривающих этапы социализации людей, перехода из одной культуры, одного народа в другой.

Шпет считал язык не только основой национального самосознания, но и значимой образующей в развитии национальной науки. В своей книге «Очерк развития русской философии» он объясняет отставание отечественной психологии и философии и тем, что при принятии христианства Россия, в отличии от Западной Европы приняла христианскую культуру не на языке оригинала - латинском, но на болгарском. Принятие определенного языка во многом определило, по его мнению, исторический путь развития России, явилось причиной того «невегласия», низкого образовательного уровня, которое повлияло на уровень развития отечественной науки. Он писал о том, что «не природная тупость русского, не отсутствие живых творческих сил, а исключительно невежество не позволяло русскому духу углубить в себе до всеобщего сознания европейскую философскую рефлексию». Социальными, историческими факторами объяснял Шлет и особенности отечественной интеллигенции, причем им было дано одно из самых блестящих описаний психологических причин образования феномена «русской интеллигенции».

Несмотря на то, что Шлет не успел осуществил многие из своих научных замыслов, он явился заметной фигурой в отечественной психологии начала века. Многие его открытия не нашли еще своего место в современной науке, места в современной науке и прежде всего его концепция межкультурных связей, так как он рассматривал методологию социального бытия в виде системы, в которой живет и развивается человек, а потому она соединяла в единое целое науку, искусство и природу. Однако несомненно, что многие исследования и в психолингвистике, и в области этнопсихологии испытывают сильнейшее влияние идей, выдвинутых Шпетом.

Ко всему вышесказанному я добавлю свое личное отношение к творчеству Г.Г.Шпета. Неприятная манера резких, часто презрительных и всегда придирчивых характеристик у Шпета не мешает высоко ценить в его книгах тщательное изучением первоисточников. Обращаясь к теоретическим трудам Шпета, мы должны признать в нем правовернейшего последователя Гуссерля-не только в отношении к общей идее его феноменологии. Для Шпета то, что нам дано, слагается из «явлений» и находимых в них «смыслов» - поэтому для него просто выпадает вековая проблема метафизики.

Шпет то говорит об «угасшей и истлевающей христианской культуре» , то бесцеремонно утверждает, что у христиан «извращенное понятие о любви» ; у скептика (в сущности у всех, кто признает «потустороннее бытие») Шпет находит искание «не истины», а тех переживаний и чувств, которые «связаны с воображаемой потусторонностью, сверхразумностью и сверхобычностью» .

Не стоит дальше приводить свидетельства того самодовольного, сектантского исповедания гуссерлианства, которое мы находим у Шпета

Удивляться тому, что Шпет с увлечением поверил в педагогику, как «строгую науку», не приходится, раз для его выпадов основание лежит в презрении к христианству. Но нельзя не сказать и о том, что от этого самодовольного погружения в «имманентное» бытие веет все же лишь неспособностью выйти за пределы самого себя: особенно типична в этом отношении статья Шпета о скептике. Собственная неудача, связанная с сектанским исповеданием гуссерлианства, заставляет Шпета презрительно и с раздражением относиться ко всем инакомыслящим.

Но увы - сам Шпет из веры в феноменологию (по Гуссерлю) не извлек ничего для педагогики, - и просто ушел в сферы чистого знания (таковы его работы по этнической психологии, о языке).

Также нам хочется отметить, что одно из центральных мест в психологической системе занимала воля. Он считал, что объективация явлений внутреннего мира, также как осознание реальности внешнего мира происходит при помощи воли. Выходит,что стремление к чему-то происходит от нас, от наших желаний, в то время как остановка, препятствие в реализации наших стремлений происходит от внешнего мира, она невольна. Поэтому сознаваяяяяяяяя яепятствие, мешающее его реализации, они оба реальны для нас и таким образом происходит осознание субъектом реальности внешнего мира. Поэтому реальность мира сознается нами через реальность нашей воли и, следовательно, внешний мир сознается нами как система свободных от нас сил, которые на нас воздействуют.

На наш взгляд пристальное внимание Шпета к проблеме воли вытекало из того, что свободу воли он связывал с развитием нравственности, а саму этическую проблематику, как и большинство отечественных ученых, рассматривал как одну из главных для психологической науки.

Нам симпатична мысль Шпета о том, что свобода духа выражается в творчестве, простирая это творчччбччсчч ччаччтчыч действий. На наш взгляд вся психическая жизнь есть порождение духовного творчества, а нравственное добро является высшим проявлением сознательного, личного творчества. Мне хочется особенно выделить мысль Шпета, что настоящей сущностью нашей нравственной личности является ее стремление к самоопределению. Шпет делает свободу человеческой воли и нравственную разумность мировой жизни двумя коренными предположениями своей этики.

1. Шпет Г.Г. Избр. психологические труды. М.: Педагогика, 1980. Т. 1.

2. Грановская Р.М, Элементы практической психологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988.

3. Кон И.С. Открытие «Я». М.: Политиздат, 1978.

4. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984.

5. Столин В.В. Самосознание личности. Мл Изд-во МГУ, 1983.

6. Додонов Б.И. Эмоции как ценность. М., 1978.

7. Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М.: Наука, 1981.

8. Грановская P.M. Элементы практической психологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988.

9. Гримак Л.П. История психологии. М.: Политиздат, 1987.

10. Симонов П.В., Ершов П.М. Темперамент, характер, личность. М.: Наука, 1984.

11. Страхов И.В. Психология характера. Саратов: СГПИ, 1970.