Как отмечалось ранее, в середине XIX века в России естественная эволюция мелкого предприятия ремесленного типа в крупное была затруднена. Рутинная средневековая налоговая система, цеховое устройство, отсутствие единого промышленного законодательства сдерживали народную предприимчивость.

Наиболее унифицированные правила, регламентирующие работу промышленных и торговых заведений были приняты только в Москве и Санкт-Петербурге. Для всей прочей России организация, управление и контроль за торговлей и промышленностью отдавались на усмотрение администрации и дела решались “...согласно личному возрению существующих в данном месте и в данное время представителей.”1) Такой порядок приводил к постоянным злоупотреблениям со стороны административной власти и отнюдь не способствовал экономическому подъему страны. Промышленники и экономисты неоднократно обращали внимание правительства на необходимость коренного изменения действующего российского промышленного законодательства.

В 1858 году по инициативе Министерства Финансов была создана особая комиссия по пересмотру Фабричного Устава под председательством А. Штакельберга. Ему было поручено посетить Западную Европу и изучить тамошние учреждения и уставы. Особенно тщательно Штакельбергом и его помощниками исследовались цеховые учреждения и порядок их отмены на Западе. Однако, несмотря на все изыскания и рекомендации, изложенные в трудах комиссии, цеховая система в России не была уничтожена. Проект нового Фабричного Устава в 1870 году (т.е. спустя 12 лет после начала работы коммиссии) еще только рассматривался правительством.

В итоге, в Свод Законов Российской Империи (далее - С.З.) 1879 года издания вошли новые редакции уставов, по существу мало чем отличавшиеся от редакции 1858 года. Содержание основных статей не изменилось. Например, сохранились ст. 2 Устава о промышленности Фабричной и Заводской, по которой “...мануфактуры, фабрики и заводы отличаются от ремесел тем, что имеют в большом виде заведения и машины, у ремесленников же их нет, кроме ручных машин и инструментов” (С.З., 1879 г., т. 11., ч. 2); ст. 1 Устава Ремесленного, которая гласила “Ремесло - обработка вещей посредством ручной работы” (С.З., 1879 г., т. 11, ч. 2). Таким образом, как и прежде ремесленнику законом запрещалось применение машин в производстве. Поэтому, чтобы выжить в конкурентной борьбе даже с мелкими фабрикантами ремесленник был вынужден работать по 16-18 часов в сутки, хотя по Уставу его рабочий день ограничивался 10 часами (с 6 часов утра до 18 часов вечера с перерывом на получасовой завтрак и полуторочасовой обед).

По-прежнему не было единого органа, контролирующего промышленную жизнь страны. Вопросы, связанные с делами фабрик, заводов и мануфактур, решались Министерством Финансов в Департаменте Торговли Мануфактур (ст. 10 Устава о промышленности Фабричной и Заводской, С.З., 1879 г., т. 11, ч. 2). В одних местностях право учреждать новые фабрики и заводы принадлежало губернскому начальству, которое назначалось правительством. Оно обязано докладывать об этом Министерству Финансов (ст. 35 Устава о промышленности Фабричной и Заводской). Также губернское начальство при содействии полиции занималось сбором сведений о численности работающих, о мощностях и денежном доходе предприятий (ст. 12 Устава о промышленности Фабричной и Заводской). В других губерниях эти же функции выполняли Городские Управы, т.е. местная администрация (ст. 36 Устава о промышленности Фабричной и Заводской). Открытие ремесленных мастерских было в ведении Ремесленных Управ, но далеко не во всех промышленных городах они функционировали. Дело в том, что цеховое устройство в местностях вводилось “...в зависимости от степни развития ремесел” (ст. 2 Устава Ремесленного). Какова должна быть эта “степень развития” законом не уточнялось.

Там, где сохранялась цеховая система, в общих чертах она выглядела следующим образом: в цех входили ремесленники, занимающиеся одним и тем же ремеслом. Разделение ремесел на цехи производилось Государственной Думой (ст. 7 Устава Ремесленного). Члены рабочего цеха делилилсь на мастеров, подмастерьев и учеников (ст. 9 Устава Ремесленного). Каждый цех управлялся своей частной Цеховой Управой, имелся свой Цеховой Сход (ст. 19 Устава Ремесленного). Цеховая Управа вела текущие дела и разбирала споры между ремесленниками. Цеховой Сбор выбирал Цехового Старшину и его Товарищей, обсуждал размер взноса, который должен был платить каждый ремесленник при вступлении в цех, составлял смету цеховой казны и следил за ее расходованием (ст. 80 Устава Ремесленного). Собранные казенные деньги направлялись на содержание общественного управления, на благотворительную помощь обедневшим и больным членам ремесленного общества, на мероприятия по улучшению быта ремесленников.

Управление всеми цехами осуществлялось Общей Ремесленной Управой (ст. 18 Устава Ремесленного) и Общим Ремесленным Сходом. На Общем Ремесленном Сходе происходили выборы Ремесленной Головы. Он избирался на должность всеми Цеховыми Старшинами и кроме них в выборах принимали участие специальные выборные Гласные по два человека от каждого цеха (ст. 23 Устава Ремесленного). Общим Сходом утверждался размер ежегодного сбора с ремесленников, составлялась годичная смета доходов и расходов общей ремесленной казны (ст. 79 Устава Ремесленного).

Все цеховые ремесленники делились на временных цеховых и постоянных (вечных) цеховых (ст. 15 Устава Ремесленного). К первым относились “лица других состояний, занимающиеся ремеслом”, т.е. крестьяне и мещане; ко вторым, “лица, потерявшие связь с прежним состоянием и приписанные только к ремесленному цеху”. В начале XIX века особой разницы в правах между постоянными цеховыми и временными не было.

Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод, что в основу Ремесленного Устава, регламентирующего цеховое устройство, был заложен принцип коллегиального самоуправления, “самообложения” (или, говоря современным языком, - самофинансирования). Однако в реальной жизни данный Устав по выражению Д. Дриля оставался “...вполне мертвою буквой”.2)

Начиная с 60-х годов XIX века Ремесленное Управление сосредоточилось в руках вечных цеховых. Как правило, к 70-м - 80-м годам многие из них перестали заниматься промыслом, став своеобразными чиновниками от ремесла. Исчезли общеремесленные и цеховые сходы, а с ними ушел в прошлое и принцип самообложения. Его заменили обязательные, принудительно устанавливаемые Управой сборы, большую долю которых были вынужены платить временные цеховые, т.е. те, которые на самом деле занимались ремеслом. Последние часто узнавали о том, что у них есть “своя Управа” только по настойчивым уведомлениям о необходимости получить ежегодные дозволения на право работы, посылаемые часто через полицию. В первый раз за них надо было платить 6 руб., потом по 3 руб. ежегодно, за подмастерье мастер вносил по 90 коп., за ученика - 20 коп. Правда, к 90-м годам XIX века ежегодные разрешения на право работы были заменены единовремнными аттестатами. Любопытно другое, что прежний сбор за них остался, и только был приурочен к документам с другим названием.3) Это весьма примечательная черта Российского бюрократизма, который во все времена руководствовался и руководствуется следующим правилом: фискальное обложение имеет право изменяться только в сторону увеличения, но никак не наоборот.

Итак, цеховая система продолжала ветшать, все более и более превращаясь в анахронизм. Самим фактом своего существования заставляя законодательные органы опять возвращаться к вопросам реорганизации ремесла и промышленности.

История пересмотра Фабричного и Ремесленного Уставов, описанная выше, является типичным эпизодом, характеризующим законотворческий процесс в России второй половины XIX века. Первыми обращали внимание на какую-либо назревшую народно-хозяйственную проблему ученые-теоретики, занимавшиеся анализом статистических правительственных и земских материалов. Проходили десятилетия, прежде чем прогрессивная общественность признавала существование больного вопроса и прилагала силы для его решения. Под давлением заинтересованных слоев общества (большей частью крупных промышленников, заводчиков, либеральной профессуры) создавались особые коммисии при различных правительственных и научных учреждениях с целью досконального изучения вопроса. После многолетней работы комиссией издавались многотомные труды с проектами преобразования действующего законодательства. Собранный материал предлагался к общественному обсуждению и разбору. Но, к сожалению, на последнем этапе, по авторитетному свидетельству профессора Н. Янжула, “...где весь труд коммисии должен бы увенчаться какими-нибудь практическими последствиями, таковых очень часто не оказывалось совсем. Старое законодательство... продолжает существовать со всеми прежними недостатками и несовершенствами, и что всего любопытнее, через несколько лет повторяется та же история; учреждается новая коммисия по старому вопросу, она издает новые труды, составляет новые проекты, и в конце концов одинаково бесследны”.4)

Истинность слов профессора Н. Янжула подтверждает и история принятия в 1863 году “Положения о пошлинах за право торговли и других промыслов”. Этот законодательный акт был основным документом, регулирующим налогообложение послереформенной России. Следует уточнить, что в те времена промыслами назывались “...хозяйственное предприятие, в котором в качестве производительных элементов участвует капитал наравне с личной приобретательною способностью промышленника”.5) Т.е. промыслы - синоним промышленного предприятия, цель которого получение прибыли. Общеупотребительной в России считалась классификация промыслов немецкого экономиста Раума. Она была наиболее приспособлена к финансовым целям “податного обложения”.

Выделялись:

- промыслы, связанные с земледелием;

- ремесла, фабрики, мануфактуры, границы которых в законодательстве не были четко очерчены. В понятии ремесла выделяли кустарную промышленность и домашнюю систему производства (фабриканты ссужали крестьян сырьем, иногда капиталами, а в замен получали обработанные полуфабрикаты или готовую продукцию).6)

Потребность привести налогообложение в соответствие с принципом финансовой науки, “...по коему рациональный налог должен быть умеренным и равномерно распределенным, чтоб не задерживать зарождающуюся промышленность и деятельность граждан, обладающих мелкими капиталами”7), осознавалась задолго до отмены крепостного права. Например, по мнению адмирала А. Мордвинова практика, когда желающий заниматься торговлей или промыслами обязан заплатить определенную сумму казне (это и называлось промысловым налогом) за право начать дело и быть приписанным к одной из трех купеческих гильдий лишало государство десятков миллионов рублей,8) поскольку множество предприимчивых людей были не в состоянии заплатить требуемую сумму из-за отсутствия начального капитала.

За несколько лет до 1861 года при Министерстве Финансов была создана податная коммисия. Кроме всего прочего, она рассматривала возможность перехода России на обложение предприятий пропорционально их промышленному и торговому обороту, т.е. обсуждалась попытка ввести налог с прибыли повсеместно. (В то время его платили только крупные акционерные предприятия). После нескольких лет работы коммисия пришла к выводу, что подобная реформа нецелесообразна на том основании, что во-первых, “...такая система повела бы за собой вмешательство власти в дело частных лиц для проверки показаний плательщиков, на полную правдивость которых рассчитывать нельзя при невысоком нравственном уровне нашего торгового сословия”; во-вторых, “...что размер оборотов сам по себе не дает еще истинного понятия о доходности предприятия”.9)

Окончательный вариант Положения 1863 года, дополненный законом 1865 года, сохранил основные принципы дореформенного подхода к налогообложению. Произошли лишь изменения в количестве объектов обложения. Так в сферу обложения вошли мещанские промыслы, которые до этого были свободны от налогов. Не исчезло деление торговых людей на гильдии. Сократилось их число с 3-х до 2-х, были отменены крестьянские свидетельства четырех разрядов. Членство в гильдии по-прежнему обеспечивало купеческому сословию личные привилегии и права. Например, правом оптовой торговли пользовались только купцы первой гильдии. Предоставление исключительного права на оптовую торговлю по логике законодателей должно было побуждать купцов больше записываться именно в первую гильдию. Поэтому, стоимость патента первой гильдии стала намного выше, чем до 1863 года. Однако, такие ухищрения не привели к массовому приобретению первогильдийских патентов и, следовательно, к резкому возрастанию доходов государства, как ожидалось. По данным Д. Менделеева в 1880 году было выдано купеческих свидетельств 1-й гильдии 15 тысячам человек, в 1890 году - 21 тысяче человек. Количество выданных свидетельств и патентов 2-й гильдии было на порядок выше. В 1880 году получили 182 тыс. человек, в 1890 году 282 тыс. чел. Общий доход государства от продажи патентов 1-й гильдии в 1890 году составил 4149 тыс. руб., от продажи патентов 2-й гильдии 10894 тыс. руб.10)

Кроме получения свидетельств 1-й и 2-й гильдии, купец обязан был взять особый документ - промысловый билет, разрешающий содержать торговые и промышленные заведения. По инструкции “О порядке выдачи промысловых билетов и свидетельств” от 22 ноября 1898 года пар. 5, чтобы продолжить работу в заведении владелец предприятия должен был до 1 января следующего года приобрести новый билет. Для того, чтобы более или менее справедливо установить стоимость билета, местности делились на классы по степени развития в них торговли и промышленности, а предприятия на разряды (ст. 79 Положения о промысловом налоге). К 1-му разряду относились торговые предприятия, если их прибыль превышала 20 тыс. руб. в год. К последнему 4-му разряду принадлежали заведения, если их прибыль была меньше 400 руб. в год. Промышленные предприятия делились на восемь разрядов. К 1-му причислялись предприятия с годовым доходом более 60 тыс. руб., к самому низшему 8-му - с годовым доходом менее 200 руб. в год. Купцу 1-ой гильдии разрешалось содержать произвольное число торговых и промышленных заведений. Купец 2-ой гильдии мог иметь не более 10 заведений.

Несмотря на подобную классификацию, устанавливаемый налог был мало соразмерен с дествительными доходами плательщиков. Нередко случалось, что чем богаче был промышленник, тем меньше он платил промыслового налога с каждого заведения. На это обстоятельство обратил внимание Д. Львов в работе “Промысловый налог и метод его установления”. Он приводит следующий пример: “Купец 2-ой гильдии, имеющий в местности 3-го класса одну лавку, платит за свидетельство с государственными земельными повинностями 53 руб. 30 коп., за один билет 15 руб., всего 68 руб. 50 коп., тот же купец , который имеет две лавки обязан взять два билета. Всего платит 83 руб. 50 коп. (т.е. за каждую лавку по 41 руб. 75 коп.). Следовательно, с одной лавки последний купец сравнительно с первым платит меньше на 26 руб. 72 коп. Если купец содержит три заведения, то каждое из них, при обложении, обходится ему только в 32 руб. 83 коп., по нисходящей прогрессии... Такая неравномерность в податном обложении противоречит основному принципу финансовой науки.”11)

В самом тяжелом положении находились все-таки сельские ремесленники. С одной стороны, согласно ст. 206 Устава о ремеслах процесс производства кустарных изделий не был регламентирован. Более того, по Положению о пошлинах “...сельским обывателям всякого звания дозволяется без платежа пошлин продавать... припасы всякого рода и крестьянские изделия.” (ст. 5, 4 Положения о пошлинах...).

Но, с другой стороны, сельский ремесленник обязан был платить государству на основании “Устава о податях с крестьян”. Величина податей устанавливалась в зависимости от общего дохода крестьянского хозяйства. При исчислении дохода учитывались все мелкие крестьянские заработки, включая доход от ремесла. Часто сумма податей, особенно в неблагоприятные годы, превышала величину совокупного крестьянского заработка. Поэтому подавляющая масса крестьян еле-еле сводила концы с концами, даже если они имели побочный доход от кустарных промыслов.

Кажущаяся свобода торговли для крестьянина-промышленника на деле оборачивалась возможностью потерять весь свой заработок, т.к. далеко не все товары можно было продать без особого разрешения.

В Положении о пошлинах были особо перечислены в специальных росписях все товары, которыми можно было торговать без платы в определенных местах (например, на улицах, на пристанях, на рынках) и определенным образом (с латков, возов, судов, и т.п.). Росписи были составлены безсистемно. Из них нельзя было понять на каком основании, например, рыбой можно было торговать на рынках и улицах, но нельзя было с судов. Нитки можно было продавать с судов, но нельзя на улицах, и т.п. Разобраться в подобной казуистике не всегда было под силу юристу с дипломом, тем более неграмотному сельскому промышленнику. Поэтому над ним постоянно висела угроза штрафа по статье 116 Положения о пошлинах. Согласно данной статье, тот “...кто будет производить промысел или торг не того рода, или же не теми товарами, или же тем порядком, или не в той местности, которая ему предоставлена... тот подвергается денежному взысканию и сверх того должен выправить свидетельство”. Размер штрафа доходил до 30 руб. без стоимости промыслового билета на мелочный торг, цена которого колебалась в зависисмости от разряда местности от 8 до 20 руб. Совокупная сумма штрафа превышала иногда возможный заработок кустаря, поэтому во избежание неприятностей последние предпочитали не сталкиваться с административной властью. Н. Крылов, неоднократный участник генеральных проверок, так описывает приезд коммисии на базар: “Слух о проверке искрой разметывается по всей площади; паника на всех - как на галок от ястреба; укладка в возы, запряжка лошадей, и моментальная скачка, и бегство, как от неприятельского разгрома. Потеря товара, ломка телег, ушибы людей, лошадей тут уже не считаются, благо ускакал от штрафа”.12)

Положение о пошлинах за право торговли и других промыслов 1863 года действовало более 25 лет без изменения. Данный документ, как и все прочие, упомянутые в статье, не предусматривал никаких особых механизмов для того, чтобы раскрепостить инициативу мелких предпринимателей. Неудовлетворительность законодательных норм, регулирующих торговлю и промышленость, осозновалась всеми думающими людьми России.

Попытки изменить ситуацию, предпринимаемые государством, которое большее внимание уделяло фискальной стороне вопроса, не приводили к желаемым улучшениям.

Причины неповоротливости законодательного механизма наиболее емко были сформулированы В. Жуковским на 5-ом съезде представителей промышленности и торговли в 1911 году.

“Все законодательное творчество совершалось весьма в специфической атмосфере. Дело в том, господа, что мозг страны, то, что в стране думает, в России отличался всегда по условиям ее внутренней жизни большой оторванностью от практических задач. ...Классы производителей, классы регулирующие народное хозяйство в России, в мозговой работе принимали участие весьма слабое; думали те, которые не производили.”