Главным критерием при определении рамок допустимой "гласности" было почтительное отношение к власти, прежде всего верховной, в лице императорской фамилии. Предметом особого внимания являлись династические связи, права на престол, законность рождения, государственная деятельность, образ жизни и личные связи покойных царей, причем важное значение придавалось тому, насколько давно происходили описываемые события и шла ли речь о прямых предках царствующего императора. В 1866 г., например, московский цензурный комитет получил строгий выговор Главного управления в связи с выходом в свет труда С.С. Урусова "Очерки восточной войны 1854-1855 г.", в котором содержалась "резкая и неприличная характеристика личности и действий" императора Николая I. Оправдываясь, цензурный комитет сетовал на отсутствие "ограничительного законоположения о скончавшихся особах Августейшего дома". Совет Главного управления запретил распространение книги и уведомил московского обер-полицмейстера о наложении на нее ареста. Через месяц рассматривался проект обвинительного заключения о книге, мотивы которого - "дерзкое осуждение... личных качеств и всего царствования Августейшего родителя ныне царствующего государя императора". На основании ст. 1001 уголовного законодательства (1866) издание было уничтожено . 

В 1867 г. внимание цензуры привлекла книга Д.Л. Мордовцева "Самозванцы и понизовая вольница". Утверждалось, что ее автор "косвенными намеками" обозначил противоречия между "провозглашениями" и деяниями Екатерины II ("благие намерения только на словах, а на деле существовали во всех слоях, начиная с высших, неурядицы, распутство, воровство и разбой"). Вышедший без предварительной цензуры первый том сочинения Д.Л. Мордовцева не дал "достаточных поводов для судебного преследования", но Главное управление предложило столичному цензурному комитету обратить особое внимание на второй том, причем сделать это "до выпуска его в свет" . 

Следует отметить, что охранительное ведомство не чуждалось заботы о качестве печатной продукции. Так, в 1874 г. в петербургский цензурный комитет поступила рукопись Лебедева "Император Павел и его царство", автор которой попытался "опровергнуть ложное мнение о характере царствования императора Павла I". Цензурное ведомство обратило внимание на "резкие отзывы о характере Петра III", "неудовольствие, высказанное гр. Н.И. Паниным" по отношению к Екатерине II, упоминание об обещании Екатерины "уступить престол Павлу I", замечания "об угрюмом и недоверчивом характере Павла Петровича" и др. Подобные утверждения, допустимые, как считалось, в специальном историческом сборнике, не должны были появиться в подцензурном издании. Кроме того, крайне низко были оценены научные и литературные достоинства труда, грешившего "весьма поверхностным изложением". В заключении Главного управления книга была названа "бездарной компиляцией" из специальных бесцензурных изданий, что стало одним из мотивов ее запрещения . 

Важным аспектом политики по отношению к исторической литературе являлось цензурование трудов, посвященных зарубежной истории, особенно событиям и фактам, которые могли нарушить общественное спокойствие. Пристальное внимание властей привлекали публикации о французской революции 1789-1794 гг. В 1866 г. Главное управление рассматривало вопрос о первой части издания Е.О. Лихачевой и А.И. Сувориной "История французской революции Минье". Книга не была арестована и не подверглась судебному преследованию только потому, что авторы были названы "самыми умеренными восхвалителями революции". Однако политическая репутация издательниц, а также "пропаганда, скрывающаяся под формою перевода", вызвали дебаты в цензурном ведомстве. Совет Главного управления предложил столичному цензурному комитету на будущее время "при появлении книг, исполненных революционных тенденций, под какой бы то ни было формою, приступать немедленно к решительным, на основании закона 6 апреля 1865 г. действиям". Книга стала поводом для появления циркуляра, по которому все распоряжения иностранной цензуры должны были сохранять "свою обязательную силу и для переводов с обращающихся в России иностранных сочинений". В то же время разрешение иностранной цензуры на распространение в России книги на иностранном языке не заключало в себе "изъятия от ответственности за содержание оной в случае перевода на русский язык". Особо обращалось внимание на публикации, "не имеющие безусловно ученого характера и заключающие в себе, хотя бы и не совсем очевидное, революционное направление". Высшее цензурное руководство предлагало комитетам "иметь постоянно в виду вопрос о неудобствах перевода" подобных сочинений на русский язык.

 Издание еще одного перевода труда о французской революции - "Истории французской революции" Т. Карлейля (т. 1 "Бастилия", под редакцией И. Ляпидевского), - представившего "рельефную картину революционной эпохи во Франции", порицавшего "принцип монархической власти" и содержавшего "насмешки" над королями Людовиком XV и Людовиком XVI, повлекло за собой выговор высшей инстанции в адрес московского цензурного комитета. Московский комитет, признав книгу подлежащей судебному преследованию, тем не менее промедлил с наложением ареста, мотивируя это тем, что окончательное заключение следует давать "о целом сочинении в том виде, как оно будет издано", а не о томе первом. Главное же управление распорядилось начать судебное преследование, а комитету поставило "на вид" за неоперативность ареста. 

В 1870 г. было возбуждено судебное преследование против перевода книги Артура Бута "Биография и деятельность Роберта Оуэна, основателя социализма в Англии". Причем члены Главного управления высказали мнение, что цензурные комитеты должны "избегать входить в подобных случаях в соглашение с издателями касательно исключения из их изданий наиболее преступных мест, дабы чрез то не ослаблять способов администрации печати преследовать вредные ее явления" . Именно по поводу этой книги в январе 1871 г. между общей и иностранной цензурой произошло выяснение отношений. Совет Главного управления постановил "отменить дозволение или недозволение к переводу иностранных сочинений иностранной цензурой", а цензор петербургского комитета, разрешивший книгу в "английском оригинале к обращению в публике и переводу", получил выговор.

 Проблемы религии и нравственности, как весьма важные с точки зрения общественного спокойствия, тоже находились в ведении цензуры. Как предполагалось, исторические публикации были призваны, опираясь на традиции и каноны православия, поддерживать уважение к устоям общества. Прерогативой духовной цензуры являлась церковная богослужебная, житийная и т.п. литература, а также тексты религиозного содержания из сочинений светского характера. В массе исторической литературы по данной тематике наибольшее опасение обычно вызывали статьи и книги, описывающие деятельность различных религиозных сект, участие в них известных исторических лиц, языческие и другие неправославные обряды и празднества, всяческие отступления от православных канонов.

 В 1866 г. ярославский губернский статистический комитет получил от Главного управления указание, чтобы в его трудах более не помещались работы, подобные статье А.И. Трефолева "Странники", посвященной секте бегунов. Автор, хотя и направлял свою статью "не в пользу секты", но приводил выписки из дел следственной комиссии, на что "следовало бы спросить разрешения" . В 1874 г. Ф.В. Ливанову не было разрешено поместить вывеску на помещении редакции издания "Раскольники и острожники и любопытные процессы". Совет Главного управления мотивировал отказ тем, что "постоянное звание редактора изданий, на которые не было получено особого правительственного разрешения и которые появляются в свет в неопределенное время", Ф.В. Ливанову присвоено быть не может, а объявления о его изданиях, "как библиографические", должны подлежать цензуре московского комитета. Тогда же действительному статскому советнику П.И. Мельникову (известный русский писатель, публиковавший литературные произведения под псевдонимом "Анд. Печерский") было отказано в выпуске в свет его сочинения "Материалы истории хлыстовской и скопической ересей". Часть материалов Мельников уже опубликовал в специальном научном издании - "Чтениях в обществе истории и древностей российских", однако отдельные оттиски не были допущены "к обращению в публике". Признавая, что "таинственность прежних лет о раскольниках принесла больше вреда, чем пользы", цензура тем не менее отказалась дать раскольникам "полный свод их вероучения и предпринимавшихся против них правительством преследовательных мер". Ученые, занимавшиеся проблемами раскола, по мнению совета, всегда могли обратиться к научным изданиям, а широкое распространение подобных трудов, как предполагалось, могло иметь самые нежелательные последствия .

 Специальные исторические издания по закону 6 апреля 1865 г., как правило, освобождались от предварительной цензуры. Однако это не означало отсутствия контроля. Напротив, в конфиденциальной инструкции министра внутренних дел цензорам столичных комитетов (от 25 августа 1865 г.) подчеркивалось, что бесцензурные публикации "подлежат более строгому рассмотрению". Однако их адресат - ученые-историки - позволял относительно свободно излагать историческую правду. Надо сказать, что круг вопросов, привлекавших пристальное внимание цензуры вне зависимости от социального статуса предполагаемого читателя, был одним и тем же. Но глубина, подробность и трактовка информации непосредственно зависели от адресата и цены издания. В литературе, рассчитанной на научную общественность, допускалось изложение исторических документов, фактов и обстоятельств "с излишней подробностью". Как правило, после цензурного просмотра издание выходило в свет, случаи запрещения (в основном это касалось острых политических публикаций) были редки. Иногда использовались сокращения, изменения текста с согласия автора или публикатора, чаще же делалось отеческое внушение: впредь не допускать подобного даже в таком специальном издании. Неоднократные отступления от цензурных правил могли повлечь за собой карательные меры. 

Одним из старейших научных объединений в стране было Императорское общество истории и древностей российских при Московском университете. Его всегда отличала лояльность по отношению к властям, должность его вице-президента обычно занимал попечитель учебного округа. Самым крупным изданием общества являлись "Чтения в обществе истории и древностей российских" ("ЧОИДР"), которые, по мнению цензуры, находились "почти в привилегированном положении... в сравнении с частными издателями и журналистами", что, конечно же, не исключало неусыпного контроля. В рассматриваемый период "ЧОИДР" не подвергались судебным преследованиям. Но все же московский цензурный комитет неоднократно обращал внимание на содержание его публикаций, сообщал сведения о них в Главное управление, указывал председателю общества на необходимость более тщательно соблюдать существующие цензурные правила, а также следить за соответствием содержания "Чтений" специальным целям общества, на несовпадение статей с программой изданий общества и т.п. 

Пристальное внимание цензуры приковывали статьи, посвященные национальному вопросу ("Движение латышей и эстов в 1841 г.", "Донесение товарища министра внутренних дел Сенявина о положении в Ливонии в 1845 г.", "О необходимости уничтожения отдельных прав в губерниях, от Польши возвращенных, и изменении недостатков, противных государственному благоустройству", "Дело о приписке шлоцких евреев к Риге", "Записки графа Толя о военных действиях против поляков в 1831 г.", "Латыши, особливо в Ливонии, в исходе философского столетия", "Эстонец" и др.); внутренней политике, законодательству, чиновничеству ("О редакционном исправлении Свода законов", "Изображение нынешнего состояния России (1830 г.)", "О взятках, взяточниках и доносчиках", "К истории сожжения книг у нас", "О военном значении железных дорог и особенно их важности для России"); смутным периодам русской истории, щекотливым подробностям из жизни особ царской фамилии ("Описание Великого княжества русского Петра Петрея", "Заметка об одной могиле в посаде Учеже Костромской губернии", "Записки Штелина об императоре Петре III", "Краткая история княжны Таракановой", "Мысли по поводу события 25 мая 1867 года"); церкви, духовенству, сектам ("Материалы для истории Сибири", "Магазин Бишинга", "О секте Татариновой", "Можно ли достойному священнику, миновав монашество, произведену быть в епископа", "Краткое обозрение русских расколов, ересей и сект", "Раскольничий Апокалипсис", "О Филарете, митрополите московском, моя память").

Настоящий скандал разразился в 1873 г. в связи с напечатанием статьи "Трилогия на трилогию", посвященной университетскому вопросу. Статья была опубликована под псевдонимом "К. Муций Сцевола", который принадлежал, как теперь считается установленным, секретарю Общества истории и древностей российских, бывшему профессору Московского университета О.М. Бодянскому. 

Публикация повлекла за собой довольно длительную разборку внутри общества, активное участие в которой приняли министры внутренних дел и народного просвещения, а также начальство учебного округа. Общество было обвинено в злоупотреблении званием "почтенного учреждения", "нарушении устава и приличия", опубликовании материалов слишком близкой истории и современных, что привело к смене его руководства. 

Можно с уверенностью сказать, что прецедент со статьей "Трилогия на трилогию" стал поводом для неприкрытого контроля со стороны царской администрации не только за изданием, но и за деятельностью Общества истории и древностей российских. Дело дошло до обсуждения, а подчас и решения внутренних дел научного собрания попечителем учебного округа и министром народного просвещения. Предметом дебатов явились нарушения устава, научной организации, делопроизводственные недочеты, взаимные симпатии и антипатии членов общества и его чрезвычайные (а таких было проведено немало) заседания. Несмотря на отсутствие после 1876 г. в документах цензурного ведомства серьезных претензий к содержанию печатной продукции общества, контроль за его изданиями не ослабевал. Каждый из вновь избранных председателей особо уведомлялся министром через попечителя учебного округа об ответственности за содержание публикаций . 

В отличие от "ЧОИДР", известный журнал П.И. Бартенева "Русский архив" с самого начала столкнулся с цензурными запретами. В 1863 г., несмотря на "исключительно библиографический характер означенного издания", не увидели свет "Отрывки из рассказов князя А.Н. Голицина", в 1864 г. - стихотворение А.В. Кольцова об Иване Грозном "Еще старая песня", в январе 1865 г. - "шуточное описание бракосочетания Карамзина". После принятия "Временных правил о печати" издание, как "чисто ученое", по прошению редактора-издателя было освобождено от предварительной цензуры . Однако издаваемый частным лицом "Русский архив" не был освобожден от внесения залога, обеспечивавшего штраф в случае цензурных нарушений. Интересны доводы Главного управления на этот счет. Необходимость залога объяснялась тем, что частный издатель не может предоставить достаточных гарантий ненарушения цензурных правил. Ссылки московского комитета цензуры на "ЧОИДР" не убедили управление, которое отметило, что и в издании общества были "уклонения от установленных правил". В качестве еще одного важного аргумента приводился тот факт, что в "Русском архиве" разбирались "по преимуществу материалы второй половины XVIII столетия, не всегда удобные к оглашению в современных изданиях". Указывалось, кроме того, на имевшие место цензурные нарекания, на то, что "принимаются для напечатания статьи, доставленные частными лицами, не имеющие специального характера, что также не может быть предоставлено усмотрению редактора". 

Отношения П.И. Бартенева с цензурой складывались непросто. Его неоднократно вызывали в комитет, пугали наложением ареста, ему ставили "на вид" за помещение в журнале той или иной статьи, предлагали изъять из текста отдельные места, делали "категорические заявления", что статьи, подобные, например, "Извлечениям из записок Саблукова о временах императора Павла", "решительно не будут терпимы и будут подвергать редакцию законным преследованиям"]. Некоторые статьи изымались из журнала. 

Особое внимание цензурных органов привлекали документы о декабристах, часто появлявшиеся в научных изданиях во второй половине XIX в. Политическая окраска событий придавала особую значимость подобным публикациям, часть из которых печаталась с исключениями, другие вызывали дебаты в цензурном ведомстве. Так было со статьей П.Н. Свистунова "Несколько замечаний по поводу новейших книг и статей о событии 14 декабря и о декабристах", опубликованной в "Русском архиве" в 1870 г. Московский цензурный комитет получил выговор от Главного управления за незадержание статьи, которая, в отличие от уже бывших в печати и имевших "характер исторических материалов, не заключающих в себе оценки, а тем менее оправдания этого преступного покушения", делала первый шаг в этом направлении. Судебное преследование после выхода журнала в свет и возможное по нему наказание, по мнению управления, "в подобных случаях не только не могут вполне удовлетворить интересам правительства, не устраняя важного вреда, какой может причинить распространение предосудительных мнений в публике, но, напротив, могут представлять некоторые важные неудобства" . Таким образом, вышестоящая цензурная инстанция указала нижестоящей, что задачей являлось задержание статьи до выхода ее в свет, а арест после опубликования мог вызвать нежелательный общественный резонанс. 

Описанный прецедент четко характеризует направление цензурной политики. Работа, хотя и посвященная событиям сорокапятилетней давности, но имевшая политическую окраску, не должна была появиться даже в рассчитанном на узкий круг образованных людей издании. Подобных примеров можно привести множество; они не исключение, а, скорее, правило. Научные издания были чуть более свободны в публикации исторических документов и исследований в сравнении с другими изданиями, но в не меньшей мере зависели от цензурной опеки. 

Большое значение власти придавали перепечаткам из научной литературы, которые практиковали газеты и журналы (подцензурные в том числе), а также выпуску статей из специальных изданий отдельными брошюрами. На этот счет неоднократно давались официальные разъяснения. Так, о перепечатках из научных изданий говорилось в предложении управляющего Министерством народного просвещения председателям цензурных комитетов 18 октября 1862 г. Отмечалось, что "в записках ученых обществ и в книгах ученого содержания могут нередко появляться статьи, неудобные для помещения в газетах и литературных журналах". Цензура обязывалась давать разрешение на подобные перепечатки "с большою осторожностью" . Комитеты должны были довести содержание документа до сведения редакторов и издателей, которые давали соответствующую подписку. Сразу же после введения "Временных правил о печати" (1865) циркулярным разъяснением по цензурному ведомству было объявлено, что перепечатки в подцензурных изданиях из бесцензурных возможны лишь в тех случаях, когда они "удовлетворяют самому строгому применению существующих по цензуре постановлений". 

С 1864 г. распоряжения Министерства внутренних дел, кроме экстренных и секретных, публиковались в ведомственном органе "Северная почта". В 1866 г. здесь появилось официальное предостережение от перепечаток из научных изданий, которые, по мнению властей, делались почти всегда "с тенденциозной целью, ибо из целого тома выбирается самое резкое и выдающееся". Однако этот аргумент не был главным; главным являлся социальный ориентир - нежелательность распространения подробных сведений "в среде менее специальной публики, нежели ученые". В "Правительственном вестнике" (1869, № 179) было опубликовано предупреждение о необходимости строгого отбора материала при перепечатке его из научной литературы. В декабре 1871 г. цензурные комитеты получили распоряжение министра внутренних дел о воспрещении перепечаток в литературно-политических газетах и журналах из специальных изданий таких исследований и статей, содержание которых "может послужить орудием распространения каких-либо вредных мыслей". В 1872 г. Председатель Главного управления по делам печати выступил с докладом на ту же тему, подчеркнув, что и в научных сочинениях не следовало бы допускать статей, которые "при известном круге публики и в целом своем объеме представляются вредными". Он предложил еще раз предупредить редакции общедоступных литературно-политических изданий "о недопущении подобных перепечаток", угрожая принятием по отношению к нарушителям запрета административных мер. 

И в последующем этот вопрос оставался чрезвычайно актуальным. В середине 70-х годов руководство цензурного ведомства отмечало, что отечественные газеты вновь стали "злоупотреблять тем снисхождением", которое оказывается ученым изданиям, и заимствовать из них сведения, которые "не могут служить достоянием всей массы читателей". За подобные вольности газета "Новое время" была лишена розничной продажи. В 1880 г. "Русский курьер" за перепечатку некоторых материалов о царствовании Екатерины II из XXIX тома "Истории России с древнейших времен" С.М. Соловьева получил внушение и предупреждение о том, что если такой случай повторится, газета будет подвергнута взысканию. В 1881 г. эта тема поднималась вновь. 

Что касается выпуска статей из специальных исторических изданий отдельными брошюрами, то на это всегда требовалось особое цензурное разрешение и объяснение со стороны автора или редактора цели, ради которой публикуются оттиски. Как правило, оттиски не должны были предназначаться для продажи, так как из-за малого объема и невысокой цены они могли попасть в учебные заведения, в руки малообеспеченной и малообразованной публики. 

Статьи исторического характера появлялись не только в специальных, но и в общественно-политических, литературных и других популярных изданиях. Судьба подобных публикаций складывалась в зависимости от адресата издания, авторитета и политической ориентации редакции, ее предшествующих отношений с цензурой. 

Одним из крупнейших и авторитетных отечественных журналов того времени был "Вестник Европы", который нередко предлагал вниманию читателей исторические материалы. Многие из них попадали в поле зрения цензурных органов, большинство увидело свет, но некоторые вызывали бурное обсуждение не только в цензурном комитете, но и в Главном управлении по делам печати. Так было, например, со статьей А.Н. Пыпина "Очерки общественного движения при Александре I" (сентябрьская книжка журнала за 1870 г.), которая, как подчеркивалось, содержала "неуместные" цитаты из записки "О древней и новой России" Н.М. Карамзина с замечаниями автора. Ряд замечаний был с неудовольствием отмечен цензурой (Карамзин "рекомендовал программу застоя и реакции"; его система обнаружилась "весьма печальными результатами эпохи" и др.). Совет Главного управления, указав на "ловкое изложение", "серьезность журнала и круг его читателей", вынужден был констатировать, что это "заставляет смотреть на подобные статьи с снисхождением и не принимать против единичного появления их каких-либо административных мер", но все же "помещение в журнале хотя бы и немногих подобных статей не должно пройти незамеченным". Поэтому статья была принята к сведению "как материал для определения характера издания". 

Декабрьская (1870) книжка "Вестника Европы" вызвала дебаты в совете из-за двух статей: "Начала единодержавия в Древней Руси" Н.И. Костомарова и продолжения статьи А.Н. Пыпина "Очерки общественной жизни при Александре I". Большинство членов совета отметило тенденциозность материала Пыпина, хотя и выраженную "весьма сдержанно". Статья Н.И. Костомарова тоже не могла быть оставлена без внимания, ибо показывала "направление журнала, изобличающего знаменательное стремление к свободным учреждениям", что и требует "усиления наблюдения за оным". В следующем году петербургский комитет доносил вышестоящему начальству о № 12 "Вестника Европы", где разбирался восьмой том "Сборников Русского исторического общества" с публикацией протоколов заседаний Уложенной комиссии. Замечания редакции типа "ловкий политический прием и средство прочно воссесть на престоле" вызвали негодование комитета, признавшего статью "предосудительной по направлению и по превратному толкованию намерений" Екатерины II. Однако комитет не нашел оснований к возбуждению судебного преследования. В Совете Главного управления было отмечено, что по "давности времени" и "тону" подобное может быть "терпимо в журнале, имеющем исключительно образованных читателей". Кроме того, статья появилась уже после объявления "Вестнику Европы" первого предостережения, поэтому Совет предложил, а министр согласился при повторении подобного рода нарушений объявить журналу второе предостережение, которое грозило не только усилением надзора, но и временной приостановкой издания, штрафами и другими взысканиями. Таким образом, авторитетность редакции и читателя могли явиться основанием некоторого снисхождения со стороны цензуры, но не освобождали от ответственности в случае повторных нарушений. 

Совершенно иначе складывалась цензурная судьба исторических публикаций в демократическом журнале "Дело". Здесь основной карательной мерой было запрещение исторической статьи в полном объеме, так как в 1867 г. цензор подцензурного в то время "Дела" получил выговор совета за допуск в XI книжку журнала материала "Судьбы русского образования со времен Петра Великого". Петербургский комитет запретил публикацию статей "Увлечение национальным превосходством" (1869), "Исторические судьбы женщин" (1870), "Благодушество эстетического непонимания" Н.В. Шелгунова (1870), IV и V глав "Русских реакций" С.С. Шашкова, "Общественно-экономическая жизнь на Урале" Навалихина (1870), "Общий взгляд на историческое развитие народов" А.П. Щапова (1871) и др. Ряд статей вышел с существенными сокращениями: "Женский труд и его вознаграждение" (с исключением "тенденциозных мыслей и выражений"), "Русские реакции" С.С. Шашкова (исключены сведения о смерти Петра III "от геморроидальных колик", так как этого не было в манифесте о его смерти; о раздаче крестьян любимцам; о закрепощении "будто бы 3000000 душ крестьян, в т.ч. в Малороссии"; об оценке Екатериной энциклопедистов: "навели на меня скуку и не поняли меня", и др.). Неоднократно руководство цензурного ведомства напоминало цензору "о необходимости более строгого цензурования журнала "Дело"" , а министр внутренних дел П.А. Валуев в свое время даже отдал распоряжение, чтобы "неудобные для напечатания в этом журнале статьи не цензуровались, а запрещались бы в целости".